Шестов лев исаакович. Шестов, лев

Лев Исаакович Шестов родился 31 января/13 февраля 1866 г. в Киеве, в семье богатого мануфактуриста. Обучался в Московском университете сначала на физико-математическом, затем на юридическом факультете. Диссертация, посвященная рабочему вопросу, была отвергнута цензурой.

Несколько лет Шестов жил в Киеве, где работал в деле отца, одновременно интенсивно занимаясь литературой и философией. Однако совмещать бизнес и философию оказалось нелегко. В 1895 г. Шестов тяжело заболел (нервное расстройство), а в следующем году уехал за границу для лечения. В дальнейшем коммерческое предприятие отца станет для мыслителя своего рода семейным проклятием: он неоднократно еще будет вынужден отрываться от семьи, друзей, любимой работы и мчаться в Киев, чтобы навести порядок в делах фирмы, расшатанных стареющим отцом и безалаберными младшими братьями.

В Риме Шестов женился в 1896 г. на православной русской девушке Анне Елеазаровне Березовской. Поскольку отец Шестова был ортодоксальным иудеем, мыслитель был вынужден долгие годы хранить этот брак в тайне, бульшую часть времени проводя за границей. Возможно, именно неприятие религиозной нетерпимости отца в какой-то степени послужило отправным пунктом философского адогматизма Шестова.

В 1898 г. в свет вышла первая книга Шестова «Шекспир и его критик Брандес», в которой уже были намечены проблемы, позже ставшие сквозными для творчества философа: ограниченность и недостаточность научного познания как средства «ориентировки» человека в мире; недоверие к общим идеям, системам, мировоззрениям, заслоняющим от наших глаз реальную действительность во всей ее красоте и многообразии; выдвижение на первый план конкретной человеческой жизни с ее трагизмом; неприятие «нормативной», формальной, принудительной морали, универсальных, «вечных» нравственных норм.

Вслед за этой работой появилась серия книг и статей, посвященных анализу философского содержания творчества русских писателей - Ф.М.Достоевского, Л.Н.Толстого, А.П.Чехова, Д.С.Мережковского, Ф.Сологуба. Шестов развивал и углублял темы, намеченные в первом исследовании. В это же время Шестов познакомился с известным русским меценатом Дягилевым, сотрудничал в его журнале «Мир искусства».

Февральская революция особенного восторга у Шестова не вызвала, хотя философ всегда был противником самодержавия. В 1920 г. Лев Шестов с семьей покинул Россию и обосновался во Франции, где и жил до своей смерти. Теперь предметом его философского интереса стало творчество Парменида и Плотина, Мартина Лютера и средневековых немецких мистиков, Блёза Паскаля и Бенедикта Спинозы, Сёрена Кьёркегора и Эдмунда Гуссерля. Шестов входит в элиту западной мысли того времени: он общается с Эдмундом Гуссерлем, Клодом Леви-Строссом, Максом Шелером, Мартином Хайдеггером, читает в Сорбонне лекции...

Сергей ПОЛЯКОВ
(с сокращениями)

Родился 31 января/13 февраля 1866 г. в Киеве, в семье богатого мануфактуриста. Обучался в Московском университете сначала на физико-математическом, затем на юридическом факультете. Его дипломная работа называлась "Фабричное законодательство в России". Диссертация, посвященная рабочему вопросу, была отвергнута цензурой.

Февральская революция особенного восторга у Шестова не вызвала, хотя философ всегда был противником самодержавия. В ноябре 1919 г. Шестов с семьей уезжает из Киева в Ялту. По ходатайству С. Н. Булгакова и профессора киевской духовной Академии И. П. Четверикова Шестов был зачислен в штат Таврического университета в качестве приват-доцента. Впоследствии это помогло ему получить профессуру на Русском отделении Парижского университета. В начале 1920г. Шестовы уезжают проторенным путем эмигрантов из Севастополя в Константинополь и вскоре дальше через Италию в Париж|. В течение 16 лет Шестов читал свободный курс по философии на историко-филологическом факультете Русского отдела Института славяноведения при Парижском университете. За это время им были прочитаны курсы: «Русская философия XIX столетия», «Философские идеи Достоевского и Паскаля», «Основные идеи древней философии», «Русская и европейская философская мысль», «Владимир Соловьев и религиозная философия», «Достоевский и Киркегард». В это время его произведения публикуются в переводе на европейские языки, он часто выступает с публичными лекциями и докладами в Германии и Франции. После публикации по-французски отрывка из статьи о Достоевском («Преодоление самоочевидностей») и книги о Паскале («Гефсиманская ночь» - вошла в книгу «На весах Иова») Шестов приобретает высокую репутацию в кругах французских интеллектуалов. Дружеское сотрудничество связывает его с Э. Мейерсоном, Л. Леви-Брюлем, А. Жидом, А. Мальро, Шарлем дю Босом и другими. В начале 1925 г. Шестов принял приглашение Фридриха Вюрцбаха, президента Ницшевского общества, и вошел в его президиум вместе с такими известными писателями, как Гуго фон Гофмансталь, Томас Манн, Генрих Вельфлин.

Под псевдонимом Лев Шестов жил и работал Иегуда Лейб Шварцман , известный философ и писатель еврейского происхождения. Он появился на свет в Киеве 13 февраля (31 января по ст. ст.) 1866 г.; его отец был успешным коммерсантом. Мальчик рос в культурной состоятельной еврейской семье, окончил гимназию и в 1884 г. стал студентом физико-математического факультета Московского университета. Оказался в числе студентов, исключенных за участие в политических мероприятиях. Переведясь в Киевский университет на юридический факультет, оканчивает его в 1889 г. Освещающая рабочие вопросы диссертация не была принята из-за цензурных соображений.

Побывав год на военной службе, Л. Шестов возвратился в Киев и помогал отцу, в то же время уделяя немало внимания занятиям философией и литературой. Совмещение этих двух ипостасей давалось ему с большим трудом. В 1895 г. написанные им три литературно-философские статьи настигла печальная участь: приняли в печать только одну из них и настолько основательно отредактировали, что от авторского содержания осталась лишь малая толика. Тем не менее Шестов не отказался от занятий философской эссеистикой и литературной критикой.

Напряженная интеллектуальная работа привела его к переутомлению и нервному расстройству, и, тяжело заболев в 1895 г., Шестов в 1896 г. уехал лечиться за границу - главным образом, в Швейцарии. За пределами родины он пробыл до 1914 г., лишь ненадолго возвращаясь домой. Ему придется в будущем не раз приезжать в Киев по делам фирмы, дела которой шли уже далеко не блестяще, и семейный бизнес принял для него характер тяжкого бремени. Из-за границы Шестов поддерживал связь с Н. Бердяевым , Д. Мережковским, Розановым и другими видными представителями религиозно-философской мысли. Еще одной причиной пребывания за границей стала его женитьба в 1896 г. на православной девушке. На протяжении многих лет Лев Исаакович хранил это обстоятельство в тайне от отца - ортодоксального иудея.

Первая книга Л.И. Шестова под названием «Шекспир и его критик Брандес» была опубликована в 1898 г. и наметила проблематику, позднее проходившую красной нитью через все его философские работы. Автор говорил о том, что научные знания в качестве ориентира в этом мире являются недостаточными и ограниченными; общие системы мировоззрения и правила мешают людям видеть все многообразие и красоту жизни; Шестов осуждает вечные нравственные нормы как слишком универсальные и формально-принудительные.

Вторая книга увидела свет в 1903 г. и была посвящена Достоевскому и Ф. Ницше. Еще через два года, в 1905 г., вышел своеобразный философский манифест Шестова, породивший полярные мнения и острейшую дискуссию – «Апофеоз беспочвенности (опыт адогматического мышления)». В 1910 г. Шестов читал в России лекции, посвященные Ибсену, а потом, снова оказавшись в Швейцарии, посвящал больше времени богословию и философии, нежели литературе.

Л. Шестов неизменно выступал против самодержавия, однако к Февральской революции отнесся без энтузиазма, а Октябрьскую назвал реакционной и деспотической, и в 1919 г. покинул Россию. В 1920 г. его семья обосновалась в Швейцарии, а с 1921 г. его биография оказалась связанной с Францией.

Эмиграционные годы стали весьма плодотворными в творческом отношении. На протяжении 1921 г. из-под пера Л. Шестова вышло большое количество статей, книги «Власть ключей», «Скованный Парменид». Он активно включился в европейский философский процесс 20-30-ых гг., поддерживал отношения с ведущими его представителями, читал в Сорбонне курсы лекций, в частности, посвященные Достоевскому, Толстому, русско-философской мысли в целом и др. Все его сочинения объединены общей идеей критики философского умозрения и разума. Кроме того, Шестов снискал известность как автор оригинальных афоризмов и философских парадоксов. Скончался мыслитель в Париже 20 ноября 1938 г.

Биография из Википедии

Лев Исаа́кович Шесто́в (при рождении Иегуда Лейб Шварцман ; 12 февраля 1866, Киев, Российская империя - 19 ноября 1938, Париж, Франция) - русский философ-экзистенциалист.

Лев Исаакович Шварцман родился 12 февраля 1866 года в Киеве, в семье крупного фабриканта и купца Исаака Моисеевича Шварцмана (1832-1914) и его жены Анны Григорьевны (урождённой Шрейбер, 25 декабря 1845, Херсон - 13 марта 1934, Париж). Это был второй брак отца. Располагавшееся на Подоле «Товарищество мануфактур Исаак Шварцман» с трёхмиллионным оборотом было известно качеством закупаемой им английской материи. Фирма была основана супругами Шварцман в 1865 году, с 1884 года владела крупнейшим в городе магазином, с 1892 года - филиалом в Кременчуге.

Отец был большим знатоком древнееврейской письменности, человеком свободомыслящим, обладал достаточно прогрессивными взглядами и широким кругозором. Он хотел, чтобы дети продолжили его дело, но никогда не настаивал на этом. У Льва были два младших брата и четыре сестры. Он учился в Киевской 3-й гимназии, но был вынужден перевестись в Москву.

Лев обучался на математическом факультете Московского университета, затем перевёлся на юридический факультет Киевского университета, который окончил в 1889 году со званием кандидата права. Диссертация «О положении рабочего класса в России» была запрещена к печати и реквизирована Московским цензурным комитетом, в силу чего Шестов так и не стал доктором права.

Несколько лет Шварцман жил в Киеве, где работал в фирме отца, одновременно интенсивно занимаясь литературой и философией. Однако совмещать бизнес и философию оказалось нелегко. В 1895 году Шварцман тяжело заболел (нервное расстройство), а в следующем году уехал за границу для лечения. В дальнейшем коммерческое предприятие отца станет для мыслителя своего рода семейным проклятием: он неоднократно ещё будет вынужден отрываться от семьи, друзей, любимой работы и мчаться в Киев, чтобы навести порядок в делах фирмы, расшатанных стареющим отцом и безалаберными младшими братьями.

В 1896 году в Риме Шварцман женился на Анне Елеазаровне Березовской, которая в это время изучала медицину; через два года они вместе переехали в Берн, а в 1898 году вернулись в Россию.

В 1898 году в свет вышла первая книга Шестова «Шекспир и его критик Брандес», в которой уже были намечены проблемы, позже ставшие сквозными для творчества философа: ограниченность и недостаточность научного познания как средства «ориентировки» человека в мире; недоверие к общим идеям, системам, мировоззрениям, заслоняющим от наших глаз реальную действительность во всей её красоте и многообразии; выдвижение на первый план конкретной человеческой жизни с её трагизмом; неприятие «нормативной», формальной, принудительной морали, универсальных, «вечных» нравственных норм.

Лев Шестов. Рисунок Л. О. Пастернака

Вслед за этой работой появилась серия книг и статей, посвященных анализу философского содержания творчества русских писателей - Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, Д. С. Мережковского, Ф. Сологуба. Шестов развивал и углублял темы, намеченные в первом исследовании. В это же время Шестов познакомился с известным русским меценатом Дягилевым, сотрудничал с его журналом «Мир искусства».

В 1905 г. была опубликована работа, вызвавшая самые острые споры в интеллектуальных кругах Москвы и Петербурга, самые полярные оценки (от восторга до категорического неприятия), ставшая философским манифестом Шестова - «Апофеоз беспочвенности (опыт адогматического мышления)». По словам самого Шестова «... вся моя задача состояла именно в том, чтоб раз навсегда избавиться от всякого рода начал и концов, с таким непонятным упорством навязываемых нам всевозможными основателями великих и не великих философских систем» .

В 1915 году на фронте погиб внебрачный сын Льва Шестова Сергей Листопадов. Февральская революция 1917 года особенного восторга у Шестова не вызвала, хотя философ всегда был противником самодержавия. Октябрьскую революцию он называл «реакционной и деспотической». В 1920 году Лев Шестов с семьёй покинул Советскую Россию, недолго побыл в Швейцарии и в 1921 году обосновался во Франции, где и жил до своей смерти.

Теперь предметом его философского интереса стало творчество Парменида и Плотина, Мартина Лютера и средневековых немецких мистиков, Блеза Паскаля и Бенедикта Спинозы, Сёрена Кьёркегора, а также своего современника Эдмунда Гуссерля. Шестов входил в элиту западной мысли того времени: общался с Эдмундом Гуссерлем, Клодом Леви-Строссом, Максом Шелером, Мартином Хайдеггером, Жоржем Батаем. Также он читал лекции в Сорбонне, многие из которых были посвящены Достоевскому, Толстому, а также русской философской мысли в целом.

Шестов оказывал содействие редакции в издании журнала «Вёрсты» (Париж, 1926-1928), в № 1 от 1926 года которого была опубликована статья по философии «Неистовые речи. (По поводу экстазов Плотина)».

Семья

Жена - Анна Елеазаровна Шварцман (урождённая Березовская; 1870-1962), врач-дерматовенеролог, выпускница Бернского университета; в эмиграции во Франции работала массажисткой.
- Дочери - Татьяна (1897-1972) и Наталья (в замужестве Баранова, 1900-1993), автор мемуаров «Жизнь Льва Шестова» (1975), жена инженера-геофизика Владимира Николаевича Баранова (1897-1985), капитана Марковского артиллерийского дивизиона.
Сестра - Софья Исааковна Балаховская (1862-1941), была замужем за инженером и промышленником Даниилом Григорьевичем Балаховским (1862-1931), сахарозаводчиком и меценатом; в 1926-1929 годах Лев Шестов с семьёй жил в их парижской квартире. Их дочь (племянница Л. И. Шестова) Евгения (1890-1965) была замужем за виолончелистом Иосифом Прессом (1881-1924, англ.); сын - профессор Сергей Данилович Балаховский (1896-1957), доктор медицинских наук, заведующий кафедрой биохимии Третьего московского медицинского института и лабораторией Института биохимии им. А. Н. Баха АН СССР, лауреат Сталинской премии (1946), был женат на дочери основоположника советской биохимии, академика А. Н. Баха Ирине Алексеевне Бах-Балаховской (1901-1991), докторе исторических наук, сотруднице Института Маркса Энгельса Ленина; другой сын - инженер-изобретатель Жорж Балаховский (1892-1976), автор книг «Sur la dependance entre l"aimantation remanente, l"aimantation spontanee et la temperature» (1917) и «Dans le sillage de Mary Baker Eddy: introduction à l"étude de la science chrétienne» (1965).
Сестра (по отцу) - Дора Исааковна Шварцман, была замужем за инженером Денисом Николаевичем Поддергиным, инспектором Профессиональной строительной школы в Одессе и Нежинского ремесленного училища, в 1897-1900 годах директором Ивано-Вознесенского низшего механико-технического училища, в 1900-1915 годах директором Александровского механико-технического училища.
Сестра - Фаня Исааковна Шварцман (нем. Fanny Lowtzky, 1873-1965), философ и психоаналитик, была замужем за музыковедом, композитором и критиком Германом Леопольдовичем Ловцким (1871-1957, брат шахматиста Мойше Ловцкого).
Брат - Михаил Исаакович Шварцман (25 июля 1870 - 20 сентября 1937), с 1900 года управлял отцовским предприятием в Киеве.
Племянница - скульптор и график Сильвия Львовна Мандельберг (в замужестве Луцкая; 1894-1940), дочь сестры философа - пианистки Марии Исааковны Шварцман (1863-1948) и жена поэта Семёна Абрамовича Луцкого (1891-1977).
Двоюродный брат (сын сестры отца, Софьи Моисеевны Шварцман, 1850-1910) - Николай Яковлевич Прицкер (1871-1956), основал в Чикаго адвокатскую контору Pritzker & Pritzker , а также династию Прицкер, среди членов которой его внук - основатель гостиничной сети Hyatt Hotels Corporation и архитектурной Прицкеровской премии Джей Прицкер (1922-1999). Жена Н. Я. Прицкера Анна - также приходилась Льву Шестову двоюродной сестрой (племянница его матери Анны Григорьевны Шварцман).
Внучатый племянник (внук его сводного брата, кардиолога Григория Исааковича Шварцмана) - художник и педагог Михаил Матвеевич Шварцман.
У Л. И. Шестова были также сестра Елизавета Исааковна Мандельберг (1873-1943) - замужем за учредителем (с 1897 года) «Товарищества Ис. Шварцман», врачом Владимиром Евсеевичем Мандельбергом (с 1908 года - председатель правления), и брат Александр Исаакович Шварцман (1882-1970, с 1909 года член правления паевого товарищества Ис. Шварцмана).

Публикации

Собрание сочинений Т. 1-6. СПб, Шиповник, 1911
Сочинения в 2-х томах. Томск, Водолей, 1996
Сочинения. М., Раритет, 1995
Сочинения в 2-х томах. М., Наука, 1993
Апофеоз беспочвенности (опыт адогматического мышления) (СПб., 1905)
Апофеоз беспочвенности. Париж: Ymca-press, 1971. - 228 с.
Афины и Иерусалим (1938)
Афины и Иерусалим//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 316-664
Бескорыстие и диалектика//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 97-100
Богатыри духа//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 132-133
Вавилонское столпотворение//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 111-113
В. В. Розанов.// Путь. - 1930. - № 22. - C. 97-103
Великая хартия вольностей//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 96-97
Великие кануны
Власть ключей. Берлин, Скифы, 1923
Вопрос//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - 142 с.
В фаларийском быке (Знание и свобода воли)//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 411-509
Вячеслав Великолепный //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 243-277
Гегель или Иов (о Киргегарде).// Путь. - 1934. - № 42. - C. 88-93
Гефсиманская ночь. (Философия Паскаля)//На весах Иова. Париж, 1929. - С. 285-300
Дарвин и Библия//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 63-64
Дерзновения и покорности//На весах Иова. Париж, 1929. - С. 143-231
Добро в учении гр. Толстого и Ницше (философия и проповедь). СПб., 1900
Добро в учении графа Толстого и НицшеБерлин. Скифы, 1923
Добро в учении графа Толстого и Ницше. Paris, 1971
Добро зело
Достоевский и Ницше (философия трагедии). СПб., 1903
Достоевский и Нитше. Берлин, Скифы, 1922
Загадки жизни//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 100-102
Изъясненные и неизъясненные мысли//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 83-85
Киргегард и экзистенциальная философия (Глас вопиющего в пустыне)
Киргегард - религиозный философ (1937)
Кирхегард и Достоевский.// Путь. - 1935. - № 48. - C. 20-37
Классический аргумент//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 49-51
Лабиринт//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 117-129
Леви-Брюль. Миф и истина (К метафизике познания).// Путь. - 1936. - № 50. - C. 58-65
Логика религиозного творчества (Памяти Уильяма Джемса)
Мартин Бубер.// Путь. - 1933. - № 39. - C. 67-77
Метафизическое утешение//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 113-114
Музыка и призраки//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 153-172
На весах Иова (Странствования по душам). Париж, 1929. - 371 с.
На весах Иова (Странствования по душам) pdf-факсимиле первого издания (1929)
На весах Иова. Харьков, Фолио, 2001
На Страшном Суде. (Последние произведения Л. Н. Толстого)//На весах Иова. Париж, 1929. - С. 94-139
Наука и свободное исследование//На весах Иова. Париж, 1929. - С. 7-24
Начала и концы. СПб., 1908
Неистовые речи. (Об экстазах Плотина)//На весах Иова. Париж, 1929. - С. 301-336
Неопровержимость материализма//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 78-80
Неподвижные звезды//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 60-61
Николай Бердяев (Гнозис и экзистенциальная философия)
Об источниках метафизических истин (скованный Парменид)//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 339-408
Об источниках познания//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 138-142
О богах//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - 106 с.
О всесовершенном существе//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 107-108
О втором измерении мышления (Борьба и умозрение)//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 609-664
О корнях вещей//Современные записки. Париж, 1921. - № 5. - С. 104-142
О «перерождении убеждений» y Достоевского//Русские записки. Париж, 1937. - № 2. - С. 125-154
О средневековой философии (Concupiscentia irrestibilis)//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 513-606
Ответственность//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 129-131
Откровения смерти. (Последние произведения Л. Н. Толстого)//Современные записки. Париж, 1920. - № 1. - С. 81-123
Памяти великого философа. Эдмунд Гуссерль//Русские записки. Париж, 1938. - №12. - С. 127-145; 1939. - № 13. - С. 108-116
Платон//Мосты. München, 1962. - № 9. - С. 229-243; 1963. - № 10. - С. 341-356
Победы и поражения (Жизнь и творчество Генриха Ибсена)
Похвала глупости (По поводу книги Николая Бердяева)
Поэзия и проза Федора Сологуба
Поэзия и проза Федора Сологуба//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 420-431
Правила и исключения//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 85-91
Предпоследние слова
Преодоление самоочевидностей. (К столетию рождения Ф. М. Достоевского)//На весах Иова. Париж, 1929. - С. 27-93
Природа и люди//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - 94 с.
Пророческий дар (К 25-летию смерти Ф. М. Достоевского)
Разрушающий и созидающий миры (По поводу 80-летнего юбилея Толстого)
Разрушение и созидание//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 46-49
Разум//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 80-82
Сила добра у Платона//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 102-104
Синтез//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 82-83
Слова и дела//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 91-93
Сократ и Блаженный Августин //Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 172-184
Страшный суд//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 109-111
Сыновья и пасынки времени. (Исторический жребий Спинозы)//На весах Иова. Париж, 1929. - С. 235-257
Творчество из ничего (А. П. Чехов)
Тысяча и одна ночь//Современные записки. - Париж, 1921. - № 3. - С. 123-141
Умозрение и апокалипсис (Религиозная философия Вл. Соловьева) (26 сентября 1927)
Философия истории//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 66-73
Философия и теория познания
Что такое истина? (Об этике и онтологии)//На весах Иова. Париж, 1929. - С. 337-371
Шапка-невидимка//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 95-96
Шекспир и его критик Брандес. СПб., 1898
Эрос и идеи//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 61-63
Aurea mediocritas//Сочинения в 2-х тт. Т. 1. М., 1993. - С. 104-106
Kroner. Van Kant bis Hegel и Die Selbstverwirklichung des Geistes.// Путь. - 1931. - № 27. - C. 95-100
Sine affusione sanguines.// Путь. - 1937. - № 54. - C. 23-51
Sola fide - только верою. Париж: Ymca-press, 1966. - 293 с.
Сократ// Вестник РСХД - 2000. - №180. - C. 116-129

Среди замечательных имен нашего «серебряного века» - философов, писателей, поэтов, с которыми привычно связывают русское культурное возрождение этой короткой эпохи, мы встречаем имя Льва Шестова. Широко известным оно стало после того, как С. П. Дягилев опубликовал в редактируемом им журнале «Мир искусства» книгу Шестова «Достоевский и Ницше (Философия трагедии)». К этому времени Шестову удалось издать за свой счет две книги, но только теперь, когда его сочинение появилось в самом блестящем по тем временам литературно-художественном журнале,- появилось сразу же после публикации в том же журнале нашумевшей книги Д. С. Мережковского «Толстой и Достоевский»,- он входит в круг деятелей русского религиозно-философского возрождения XX века. «Шестов очень талантливый писатель,- писал Н. Бердяев в 1905 г. в рецензии на «Достоевский и Ницше» и «Апофеоз беспочвенности»,- очень оригинальный, и мы, непристроившиеся, вечно ищущие, полные тревоги, понимающие, что такое трагедия, должны посчитаться с его вопросами, которые так остро поднял этот искренний и своеобразный человек. Шестова я считаю крупной величиной в нашей литературе, очень значительным симптомом двойственности современной культуры». Оригинальный, далекий от академических канонов склад ума, поглощенность последними вопросами бытия роднят Шестова с Д. Мережковским, Н. Бердяевым, С. Булгаковым, В. Розановым, В. Ивановым, А. Ремизовым и другими сотрудниками «Мира искусства», «Нового пути», «Вопросов жизни», «Русской мысли», участниками петербургских Религиозно-философских собраний, ивановских «сред», «воскресений» В. Розанова.

По своему характеру сообщество это сильно отличается от аналогичных кружков, групп, союзов XIX века. При общей страсти к постижению мировой культуры, преимущественно в ее эзотерических истоках, при общем религиозном умонастроении, при общей даже философии символизма связывает их скорее полемическая энергия, чем идейная близость. Сообщество объединяло людей до крайности своенравных, с утонченной личностной психологией и художественно развитым вкусом. Но даже в этом собрании исключений Лев Шестов стоит особняком. Молчаливый, всегда самососредоточенный, не ввязывающийся в споры, предпочитающий не утверждать свое, а иронически снижать пафос оппонента, он тем не менее неколебим в парадоксальном адогматизме. Вглядываясь в этот пышный мир, мы не найдем Шестову места ни среди мистиков, ни среди символистов, ни среди его ближайших друзей - религиозных философов. Он сознает эту «неуместность» и даже отстаивает ее. Едва заявив о себе первыми публикациями, благожелательно принятый и признанный «своим», он двумя саркастическими выступлениями резко отделяет собственную позицию от направления Мережковского, а затем также от философской позиции Н. А. Бердяева.

Отмежевание от основных течений именно религиозно-философской мысли столь явно, что возникает сомнение, допустимо ли вообще связывать творчество Шестова с этим движением. Определенно можно утверждать, что оно не только не входит в традицию русской мысли, связанную с именем Владимира Соловьева, но и сознательно противостоит ей. Во всяком случае, Шестов озаботился с предельной ясностью выразить свое критическое отношение к религиозной философии соловьевского толка в специальном курсе лекций, прочитанных им на русском отделении Парижского университета в 1926 г. и положенных затем в основу специальной работы.

Стало быть, Шестов разделял с религиозными философами и писателями только общие «предчувствия и предвестия», общую захваченность последними вопросами, по философской же сути и смыслу их пути расходились. Его парадоксальные речи вроде бы вообще не встраиваются в русскую философскую традицию и кажутся голосом одиночки, не созвучным никакому хору - ни славянофилов, ни западников, ни церковноверующих, ни метафизиков, ни гносеологов. Владимир Соловьев, познакомившись с рукописью книги Шестова «Добро в учении Толстого и Ницше», почувствовал беспокойную странность выразившегося в ней умонастроения и просил отсоветовать автору публиковать это сочинение. Обвинение в нигилизме было наготове и не раз высказывалось, казалось бы, близкими по духу людьми, как, например, С. Л. Франком в рецензии на статью Шестова о Чехове «Творчество из ничего».

С другой стороны, шестовскую борьбу с догматизмом религиозных доктрин, спекулятивной метафизики, этического идеализма вполне могли бы одобрить критически мыслящие реалисты,- но критицизм их никогда не простирался так далеко, чтобы поставить под вопрос науку и сам разум. Они несомненно увидели бы в сочинениях Шестова лишь декадентскую нервозность, апологию иррационализма и слепой фидеизм.

Так правомерно ли вообще искать в русской культуре истоки этой причудливой, столь критической и столь сосредоточенной в себе мысли? Почему она уместна среди памятников отечественной мысли?

Шестов однажды со всей определенностью ответил на подобные вопросы. Заметив, что русская философия и славянофильского, и западнического направления выросла на почве философии немецкой, Шестов говорит: «А меж тем русская философская мысль, такая глубокая и своеобразная, получила свое выражение именно в художественной литературе. Никто в России так свободно и властно не думал, как Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Толстой (пока его не требовал к священной жертве Аполлон, Толстой «мыслил» так же, как Соловьев) и даже Чехов…» Здесь - в великой русской литературе XIX века -и следует искать исток философского постижения Шестова. Едва ли не первый уяснил он особую философскую значимость художественного опыта литературы, и в первую очередь русской литературы XIX века. Сосредоточенное внимание к человеку, устраняемому объективным ходом истории, - человеку частному, странному, забываемому, «маленькому», «лишнему»,- как бы его там ни называли; открытие глубинной значимости ситуаций, которые много позже европейские экзистенциалисты - во многом опираясь на русскую литературу - назовут пограничными; художественное постижение экстатически-личностного характера нравственного решения, превышающего всякую нормативную этику; открытие трагического характера исторического бытия. Все это сокровища, найденные Шестовым в русской литературе, и прежде всего у Достоевского и Толстого. Не думаю, что мы слишком ошибемся, если увидим во всем творчестве Л. Шестова попытку пересмотреть классическую западноевропейскую философию в свете тех откровений, которыми поразила его - как много позже и саму западную мысль - русская литература. И тут, правда, простого противопоставления не получается: столь же мощный импульс Шестов получил от Ницше. Более того, есть все основания утверждать, что философски продуктивным оказалось именно напряженное духовное «поле», образованное тремя силовыми полюсами - Ницше, Толстым и Достоевским, героями первых двух собственно шестовских книг. Обращенные лицом и словом друг к другу, эти мыслители-художники утрачивали все вторичное, идеологическое, не идущее к делу и полагали начало новой философии - философии трагедии, философии каторги, философии XX века…

Положение Шестова - «беспочвенного», странного, непонимаемого мыслителя, шагнувшего на свой собственный страх и риск в неведомый мир, которому он оставался верен до конца, исключительно. Всю жизнь он занимался философией, все глубже погружаясь в труды ее великих творцов, но справедливо был назван антифилософом, поскольку занимался этим только для того, чтобы развенчать разум и обратить человека к вере. Всю жизнь он утверждал, что открыть реальность можно только верой и никогда не принадлежал ни к одной конфессии. Жизнь Шестова - еврея в России, русского эмигранта за границей, уединенного мыслителя в эпоху всеобщего безумия, вынужденного обеспечивать себя и множество близких собственным литературным трудом,- была сравнительно благополучна, но одним из немногих на заре века он постиг всю незащищенность и необеспеченность человеческого существования, всю иллюзорность естественных, социальных или божественных законов. Постиг он и то, что Бог откликается только на зов «из глубины». 3адолго до того, как вступил в силу настоящий XX век, Шестов расслышал его весть.

Лев Исаакович Шестов (Иегуда Лейб Шварцман) родился 31 января (13 февраля) 1866 г. в Киеве в семье крупного коммерсанта. Купец первой гильдии Исаак Моисеевич Шварцман помимо деловых качеств отличался также незаурядным знанием древнееврейской письменности и, несмотря на известное вольнодумство, пользовался авторитетом в еврейской общине. Он проявлял живую заинтересованность в зарождавшемся сионистском движении, общался с учредителями его и помогал им. Шестов, однако, остался внутренне чужд и миру коммерции, и миру иудейских древностей, и специфическим проблемам еврейской диаспоры.

Поступив в Московский университет сначала на математический факультет, он перевелся затем на юридический факультет, который закончил уже в Киеве в 1889 г. В университете Шестов занимался под руководством видных экономистов и общественных деятелей И. И. Янжула и А. И. Чупрова. Предмет его штудии- рабочий вопрос. Как видим, путь Шестова напоминает путь его будущих друзей. Он ведет от социально-экономических проблем к проблемам религиозно-философским. Характерно, однако, что и на этом этапе реальное положение рабочих занимало его больше, чем всеобъясняющие теории.

По окончании университета Шестов занимается адвокатурой, проходит военную подготовку в качестве вольноопределяющегося, служит помощником присяжного поверенного, помогает отцу. К этому времени относятся его первые опыты в литературе. Рассказы и стихи были, впрочем, быстро заброшены. Наконец, перевалив за 30, он открыл в мире литературы философию и обрел себя.

В последней по времени статье, посвященной памяти Эд. Гуссерля. Шестов вспоминает: «…Моим первым учителем философии был Шекспир. От него я услышал столь загадочное и непостижимое, а вместе тем столь грозное и тревожное: время вышло из своей колеи. От Шекспира я бросился к Канту. Но Кант не мог дать ответы на мои вопросы. Мои взоры обратились тогда в иную сторону - к Писанию». Трудно найти слова, точнее определяющие одну из основных тем шестовского философствования - и, без сомнения, одну из основных тем XХ века,- чем эта брошенная вскользь фраза Гамлета: «Распалась связь времен!» Ранее кого бы то ни было Шестов понял, что связь эта не отыскивается в неких всемирно-исторических законах, как бы их ни называли - Провидением, Прогрессом, Логикой истории или Научным предвидением. Каждый на свою ответственность, чаще всего собственной кровью склеивает «двух столетий позвонки». Отсюда, из этого шекспировского урока вырастает у Шестова своеобразная философия истории. Обычаи, традиции, преемственности - все, чем человек пытается связать течение событий, условно, временно. Нет основания считать, что схемы, которые норовит внести в историю человеческий разум, принадлежат ей. Библия понимает дело точнее, когда описывает непредсказуемую историю взаимоотношений отдельного народа и Бога. И каждый раз все снова и снова человек стоит в истории у ее конца и накануне начала, которое он должен положить на собственный страх и риск, внемля слову или молчанию Бога. В истории же европейской философии Шестов видит навязчиво воспроизводящееся стремление метаисторического разума «снять» непредсказуемую реальность исторического в единой, легко обозримой истине, подчинить все порядку безличной необходимости и отгородиться системой этических законов от живого Бога.

Таково, по Шестову, доминирующее в истории европейской мысли эллинское начало. Этому стремлению противостоят редкие дерзновенные

прорывы к реальности, выглядящей абсурдом на фоне эллинской разумности,

апеллирующей к вере, непосредственному живому опыту человека, его чутью, вкусу, даже здравому смыслу. Так сказывается действие библейского начала.

Если Шекспир пробудил первый вздох и первый крик Шестова-фи-лософа, то Ницше стал для него первым учителем не столько «идей», «теорий», «доктрин», сколько самого искусства философски видеть, слышать, мыслить и говорить, первым учителем той «высшей музыки», которую Шестов вслед за Платоном и Ницше стал отныне считать истинной философией.

Вторую книгу - «Добро в учении гр. Толстого и Ф. Ницше. (Философия и проповедь)», которую при содействии В. Соловьева удалось напечатать в кредит в типографии М. Стасюлевича (1900 г.),- встретили более благоприятно. Она удостоилась рецензий Н. К. Михайловского и П. П. Перцова, вызвала интерес в Москве, Петербурге и Киеве.

Книга «Достоевский и Ницше. (Философия трагедии)» через год после публикации в «Мире искусства» выходит отдельным изданием у Стасюлевича и имеет шумный успех. Из всех произведений Шестова книга эта выдержала наибольшее количество изданий и была переведена на восемь языков, включая японский и китайский.

Этими произведениями и начинается собственное философствование Шестова.

На почве русской литературы выросла и наиболее раздражавшая современников книга Шестова - «Апофеоз беспочвенности. (Опыт адогматического мышления)» (СПб., Общественная польза, 1905 г.). Первоначально Шестов начал писать цельную работу под названием «Тургенев и Чехов», но, увидев, что материал не складывается в обычную форму, изъял часть, касающуюся Тургенева, и выпустил книгу «афоризмов, возмутительных и циничных для ума, которого кашей не корми, а подай «систему», «возвышенную идею» и т.п.»

В 1911 г. издательство «Шиповник» выпустило шеститомное собрание сочинений Л. Шестова. Помимо упомянутых четырех книг, в него вошли сборники статей «Начала и концы» (т. 5) и «Великие кануны» (т. 6). Если не считать статьи «Логика религиозного творчества», посвященной памяти Уильяма Джеймса, и «Похвалы глупости», написанной по поводу книги Н. Бердяева, все статьи здесь - о литературе: вновь о Толстом и Достоевском, о прозе А. Чехова - «Творчество из ничего», одно из стилистически наиболее совершенных произведений Шестова, - о драматургии Г. Ибсена, о поэзии Ф. Сологуба. Перед нами все еще философия в форме литературной критики. Собранием сочинений обозначен, пожалуй, естественный и достаточно четкий рубеж между двумя периодами философского творчества Л. Шестова - литературно-критическим и собственно философским.

С 1910 г. Шестов с семьей живет преимущественно в Швейцарии, в маленьком городке Коппе на берегу Женевского озера. Здесь он и начинает углубленные занятия классической европейской философией и богословием. С этим периодом связано открытие нового героя шестовских размышлений - М. Лютера. Шестов нашел в нем не пресного реформатора, а трагический дух сродни Ницше. Помимо весьма капитальных по объему трудов Лютера, Шестов внимательно изучает труды средневековых мистиков и схоластов, а также многотомные немецкие истории догматических учений, средневековой церкви, лютеранства. Результатом этих штудий была рукопись, которую Шестов знаменательно назвал словами « Solа Fidе. Только верою», взятыми из лютеровского перевода Послания апостола Павла к Римлянам (3,28). Слова апостола, гласящие в русском переводе: «Человек оправдывается верою», Лютер своевольно перевел: «Человек оправдывается только верою». В 1914 г., не завершив работу над рукописью, Шестов вынужден был оставить ее в Женеве и вместе с семьей вернуться в Россию: началась война. В 1920 г., уже в эмиграции, он получил сохранившуюся рукопись и опубликовал в «Современных записках» несколько глав, посвященных последним произведениям Толстого. Главы эти затем вошли в книгу «На весах Иова». От публикации рукописи целиком он отказался, вероятно, потому, что часть высказанных в ней идей вошла в книгу «Ро testas clavium . Власть ключей». Только в 1966 г. парижское издательство «ИМКА» опубликовало две основных части книги - «Греческая и средневековая философия» и «Лютер и церковь» - под общим названием « Solа Fidе. Только верою».

Вернувшись в Россию, Шестов обосновался в Москве и продолжил начатую в Швейцарии работу.

Классическая западноевропейская философия, метафизика, теология становятся отныне и навсегда главным предметом его размышлений (если, конечно, не считать Писания). Шестов стремится отыскать, определить для себя наиболее глубоко лежащие корни своего противоборства традиционной метафизике и определяемой ею теологии. В конечном счете он находит их в противоборстве библейского и эллинского начал европейской мысли - откровения и умозрения, Иерусалима и Афин.

В 1928 г. в Амстердаме Шестов познакомился с Э. Гуссерлем, к тому времени уже прочитавшим «Меmento mori » во французском переводе. Познакомившись, философы-антиподы сразу же близко сошлись. Теплая дружба связывала их до самой смерти, последовавшей в одном и том же 1938 г. Последняя статья Шестова была посвящена памяти Гуссерля.

Гуссерль привлек внимание Шестова к творчеству Киркегарда и познакомил его с М. Хайдеггером. «Когда мы встретились с Хайдеггером у Гуссерля,- рассказывал впоследствии Шестов Б. Фондану,- я привел т ему отрывки из его произведений, которые, на мой взгляд, подрывали его систему… Тогда я не знал, что написанное им отражало мысли, влияние Киркегарда, что личный вклад Хайдеггера состоял лишь в стремлении заключить эти мысли в рамки гуссерлианства…»

В ноябре 1919 г. Шестов с семьей уезжает из Киева в Ялту. По ходатайству С. Н. Булгакова и профессора киевской духовной Академии И. П. Четверикова Шестов был зачислен в штат Таврического университета в качестве приват-доцента. Впоследствии это помогло ему получить профессуру на Русском отделении Парижского университета. В начале 1920г. Шестовы уезжают проторенным путем эмигрантов из Севастополя в Константинополь и вскоре дальше через Италию в Париж|. В течение 16 лет Шестов читал свободный курс по философии на историко-филологическом факультете Русского отдела Института славяноведения при Парижском университете. За это время им были прочитаны курсы: «Русская философия XIX столетия», «Философские идеи Достоевского и Паскаля», «Основные идеи древней философии», «Русская и европейская философская мысль», «Владимир Соловьев и религиозная философия», «Достоевский и Киркегард». В это время его произведения публикуются в переводе на европейские языки, он часто выступает с публичными лекциями и докладами в Германии и Франции. После публикации по-французски отрывка из статьи о Достоевском («Преодоление самоочевидностей») и книги о Паскале («Гефсиманская ночь» - вошла в книгу «На весах Иова») Шестов приобретает высокую репутацию в кругах французских интеллектуалов. Дружеское сотрудничество связывает его с Э. Мейерсоном, Л. Леви-Брюлем, А. Жидом, А. Мальро, Шарлем дю Босом и другими. В начале 1925 г. Шестов принял приглашение Фридриха Вюрцбаха, президента Ницшевского общества, и вошел в его президиум вместе с такими известными писателями, как Гуго фон Гофмансталь, Томас Манн, Генрих Вельфлин.

Еще работая над книгой « Solа Fidе», Шестов начинает изучать Плотина, и с тех пор он, как раньше Толстой, Достоевский, Ницше, Лютер, навсегда поселяется в духовном мире Шестова. В мае 1924 г. он заканчивает работу над статьей «Неистовые речи. Об экстазах Плотина».

Плотин привлекает Шестова прежде всего своим пограничным положением в мире эллинского ума. С помощью этого ума Плотин открывает нечто, что в него не вмещается и что соответствует скорее уж истине откровения. Ведь Единое, по Плотину, постигается не знанием и не размышлением, а своего рода причастием. Знание же как раз удаляет от сокровенного бытия. Тем самым, подчеркивает Шестов, Плотин как бы отрекается от платоновского «логоса», стремится, по его словам, «взлететь над разумом и познанием».

Похожее открытие делает и Б. Паскалъ, когда едва ли не в мистическом экстазе (знаменитый «мемориал» Паскаля) отстраняет бога философов от Бога Авраама, Исаака, Иакова.

В 1933-1934 годах, в период интенсивной работы над книгой о Киркегарде, Шестов окончательно определил ключевую для себя тему философии Киркегарда и как бы новое «откровение», которое позволяло ему самому сделать решительный шаг в собственных размышлениях. Заставляя читателя вчитываться в открытия умирающего Ивана Ильича, вдумываться в парадоксы «подпольного человека» Достоевского, вслушиваться в неистовые речи Плотина и вопли Иова, Шестов снова и снова на разные лады стремится показать, как откровения смерти, каторги, трагедии, катастрофы, отчаяния и высвечивают некое коренное экзистенциальное заблуждение человека, своего рода изначальную «ошибку». Вслед за Киркегардом, но существенно переиначивая ход его мысли, Шестов тоже понимает грехопадение как результат своего рода испуга, испуга перед ничто. Но, по Шестову, страх этот не присущ невинности естественно, его нашептывает змей-искуситель, сам разум, внушающий человеку недоверие к божественной свободе и желающий встать на место Бога. Разум заставляет человека предпочесть его надежную необходимость и гарантированную привилегию правоты в различении добра и зла таинственной, ничем не обеспеченной, парадоксальной свободе веры.

Людям не нужен Бог, им нужны гарантии. Кто даст им гарантии, тот и станет Богом. Так понимал Достоевский сущность католичества в Легенде о Великом инквизиторе. В этом же смысл борьбы Лютера с папством. Об этом же говорит, по Шестову, и библейская история о грехопадении человека.

В феврале 1935 г. Шестов закончил статью, в которой разбирал недавно появившуюся книгу Этьена Жильсона «Дух средневековой философии». Работа была опубликована по-французски в журнале «Ревю филозофик» (ноябрь/декабрь 1935 г. и январь/февраль 1936 г.) под заглавием «Афины и Иерусалим». Впоследствии заглавие «Афины и Иерусалим» было дано Шестовым книге, в которую была включена и статья о Жильсоне.

Книга эта - последняя в творчестве Шестова. Название и эпиграф из Тертуллиана с полной определенностью указывают смысл основногопротивостояния продумыванию которого посвящено, собственно, все творчество Л. Шестова. «Что общего, гласит этот эпиграф, между Афинами и Иерусалимом, Академией и Церковью, между еретикамии христианами…»

Значительна во всех этих противопоставлениях не проповедь возвращения к первохристианской простоте или ветхозаветной наивности. Значителен опыт библейской экзистенциальности, как бы заново усваиваемый в том откровении о человеке и о человеческом уделе, которое принес XX век и о котором заранее говорили Ницше, ‘Толстой, Достоевский. Значителен дух, вырастающий в вековом напряженном взаимооспаривании и взаимопорождении двух начал европейской культуры - эллинского и библейского. Вовсе не выбор одного из них и не примирительный синтез. Ибо, скажем, требование отчета в своей вере и ответственности за нее, требование разумения, критической трезвости насущно столь же, сколь и требование веры не путать живого Бога с увековеченным разумом. Идолов веры XX век знает вряд ли меньше, чем идолов разума. Да и у Шестова речь идет не о слепой вере, напротив, о вере, как о втором измерении мышления, как новом зрении, новой паре глаз, которой одаряет человека ангел смерти. Закон же пришел тоже не с Аристотелем, а с Моисеем; и философская система не столько отвечает на изначальный вопрос, сколько впервые открывает его предельную необходимость. Словом, речь идет не о выборе, а о суде, о страшном суде, на котором стоит человек в истории. «Страшный суд - величайшая реальность. В минуты - редкие, правда,- прозрения это чувствуют даже наши положительные мыслители. На страшном суде решается, быть или не быть свободе воли, бессмертию души - быть или не быть душе. И даже Бытие Бога еще, быть может, не решено. И Бог ждет, как каждая живая человеческая душа, последнего приговора».

В 30-е годы философские идеи Шестова окончательно входят в контекст философской культуры эпохи. Творческое общение и переписка связывали его не только с русскими собратьями, но и с Э. Гуссерлем, М. Хайдеггером, М. Бубером, К. Бартом, Ж. Валем, Л. Леви-Брюлем и многими другими западными мыслителями.

Книга Шестова о Киркегарде авторизует определение типа его философствования как экзистенциального. Не случайно его философия в первую очередь принимается и усваивается в этой традиции. Вполне возможно, что именно общение с Шестовым подтолкнуло Хайдеггера к специальному продумыванию «ничто» в работе «Что такое метафизика?», может быть, Шестовым подсказан и толстовский Иван Ильич, появляющийся на страницах «Бытия и Времени». Молодой А. Камю. не колеблясь ставит Шестова вместе с Киркегардом, Хайдеггером, Ясперсом, Шелером и феноменологами в ряд критиков традиционного рационализма и разбирает идеи Шестова в качестве показательного примера.

Наконец, сейчас, на закате века, в попытках усвоить его горький урок мы в состоянии лучше понять, о чем с такой настойчивостью говорил нам этот критик метафизического разума. Вдумываясь в опыт тоталитаризма, доискиваясь его корней, мы уясняем, что речь идет не об очередной идеологии, а об идеологический псевдоморфозе самого разума, стремящегося к действию,- когда разум, оставив критическую тяжбу с собой, обращает философию в единое всеобъясняющее учение, монологически возвещаемое от лица самой единой истины. В таком уме только и может родиться замысел тотального переустройства или обустройства «неразумного» мира. Ряд дальнейших подмен понятен и неизбежен. Философское же внимание Шестова было пожизненно захвачено тем «случайным», «единичным», «неразумным», что приносится в жертву на путях к царству разума и добра или выбрасывается из него во тьму. Упорно и неустанно, на разные лады варьируя свою тему, обнаруживая в ней все новые и новые содержания, достигая порою виртуозного литературного мастерства в стремлении навести нашу мысль на сокровенный след, Шестов говорит об откровениях, таящихся в этой тьме.

Философствующий антифилософ, фидеист вне конфессий, беспочвенный странник - таков Лев Шестов, одинокий мыслитель, один из первых вестников XX века.

(1866 - 1938) окончил юридический факультет Киевского университета. В молодости он прошел через увлечение "левыми" идеями, серьезно занимался проблемами экономического и социального положения российского пролетариата (им была посвящена его диссертация). В дальнейшем (по крайней мере, уже в 1890-е годы) Шестов уходит от всякой политики в мир литературной критики и философской эссеистики, и выбор этот оказался окончательным. Большая часть эмигрантского периода его жизни (в эмиграции он находился с 1919 г.) прошла во Франции.
Уже в первой большой работе Шестова-литератора "Шекспир и его критик Брандес" (1898) намечены основные темы его творчества: судьба отдельного, индивидуального человека в равнодушном и беспощадном мире природной и социальной необходимости; наука и "научное мировоззрение", по существу оправдывающие и благославляющие полнейшую безысходность человеческого существования, лишающие жизнь даже трагического смысла. Критика разума вообще и философского умозрения в первую очередь становятся сутью и содержанием всего дальнейшего творчества Шестова. Во имя чего он сделал этот на редкость последовательный и радикальный выбор в пользу иррационализма? Что побудило этого тонкого мыслителя, безусловно наделенного даром "ясного мышления" и "столь же "ясного изложения", тратить все свои духовные силы на бесконечную и непримиримую борьбу с философским разумом, фактически со всей метафизической традицией - от Платона до своего друга Гуссерля?
Н.А. Бердяев был склонен считать, что "основная идея" Шестова заключалась в борьбе последнего "против власти общеобязательного" и в отстаивании значения "личной истины", которая есть у каждого человека. В общем плане это, конечно, так: экзистенциальный опыт ("личная истина") значил для Шестова неизмеримо больше любых универсальных истин. Но при таком взгляде его позиция утрачивала своеобразие и, в сущности, мало чем отличалась от позиции самого Бердяева, который с не меньшей энергией отстаивал значение духовного опыта личности. Однако на самом деле различие гораздо глубже. Шестов расходился с Бердяевым в наиболее важном для последнего метафизическом вопросе - вопросе о свободе. Для Шестова учение Бердяева о духовном преодолении необходимости и духовном же созидании "царства свободы" не более чем обычный идеализм, причем как в философском, так и в житейском смысле, т.е., нечто возвышенное, но нежизненное, немочное (статья Шестова "Николай Бердяев. Гнозис и экзистенциальная философия"). Бердяевскому "гнозису" несотворенной свободы Шестов противопоставлял собственное ее понимание. "Вера есть свобода", "свобода приходит не от знания, а от веры" - подобные утверждения постоянно присутствуют в поздних произведениях Шестова.
Именно идея веры-свободы дает основание рассматривать Шестова как религиозного мыслителя. Критикуя любые попытки умозрительного отношения к Богу (философские и богословские в равной мере), Шестов противопоставляет им исключительно индивидуальный, жизненный (экзистенциальный) и, надо подчеркнуть, свободный путь веры. Шестовская вера свободна потому, что она существует вопреки логике и наперекор ей, вопреки очевидности, вопреки судьбе. Но не только "внешняя" необходимость природы или рацио чужды вере-свободе Шестова. Ничуть не в меньшей степени ей чужда вера в Промысел Божий, в Благодать, в возможность Божественной Любви к этому миру, где страдают и погибают дети, где убивают Сократа, где трагически не понимают Ницше и Кьеркегора (экзистенциальных мыслителей, наиболее близких самому Шестову), где нет и не может быть правды.
Шестов искренне и глубоко критиковал "веру философов" за ее философически-олимпийское спокойствие, нападая, с присущим ему литературным и интеллектуальным блеском на знаменитую формулу Спинозы "Не смеяться, не плакать, не проклинать, а понимать". Но и в сочинениях Шестова речь шла о вере, отнюдь не чуждой философии и рождающейся из глубоко выстраданного, но и не менее глубоко продуманного понимания невозможности спасения человеческой свободы без идеи Бога. В своем радикальном иррационализме он продолжал твердо стоять на культурно-исторической и безусловно философской почве. Шестов никогда не уподоблял себя библейскому Иову (о вере которого писал ярко и проникновенно), так же, как его философский "двойник" Кьеркегор никогда не отождествлял себя с "рыцарем веры" Авраамом. Экзистенциальный философ не пророчествовал и не формулировал символ веры, не утверждал догматику. Он, даже отрицая разум, говорил о том, что считает истинным - не больше, но и не меньше. Шестовский иррационализм не имел ничего общего с безумием, ни с обычным, ни со "священным". В нем бесспорно была единственно возможная, универсальная логика человеческой мысли. Экзистенциальная философия, утверждал Шестов, начинается с трагедии, но это не исключает, а напротив предполагает напряженность мысли. Эта философия исходит из предположения (или надежды, если говорить более "экзистенциальным" языком), что "неизвестное ничего общего с известным иметь не может, что даже известное не так уж известно, как это принято думать..." .
1 Шестов Л. Собр. соч. СПб., Т.4. С. 23.
Представление о единой истории, о раз и навсегда случающихся событиях восторжествовало, по Шестову, в европейской мысли. Для него же единственный смысл истории заключался в том, что она может иметь "сослагательное наклонение". Идея веры-свободы появлялась в творчестве Шестова как единственно возможный "положительный" ответ на вопрос о смысле человеческого существования. Он не мог рационально доказать, что "бывшее станет не бывшим", что не будет убит Сократ, что иной окажется судьба Ницше и Кьеркегора, всех тех, чей жизненный удел опровергает любые попытки гармонизации мира, стремления представить его "лучшим из миров". Но в то же время Шестов не считал, что подобное невозможно: фактическая данность истории и ее "разумное" оправдание значили для него слишком мало.
Разоблачая рационализм в его претензиях на универсальность, Шестов "освобождал место вере": только Бог может (уже не в мысли, а в реальности) "исправить" историю, сделать бывшее не бывшим. То, что абсурдно с точки зрения разума, возможно для Бога, утверждал Шестов-метафизик. "Для Бога нет ничего невозможного - это самая заветная, самая глубокая, единственная, я готов сказать, мысль Кьеркегора - а вместе с тем она есть то, что коренным образом отличает экзистенциальную философию от умозрительной" . Но вера предполагает выход уже за пределы всякой философии, даже и экзистенциальной. Для Шестова экзистенциальная вера - это "вера в Абсурд", в то, что невозможное возможно и, самое главное, в то, что Бог желает этого невозможного. Надо полагать, что на этом последнем рубеже должна была остановиться не признававшая никаких пределов мысль Шестова: здесь и он мог только верить и надеяться.
2 Шестов Л. Умозрение и откровение. Париж, 1964. С. 284.