В данной главе автор рассматривает философский вопрос о предопределении и свободной воле. Однако для Лермонтова был более важна тема взаимоотношения человека и общества, насколько сильно влияние среды. В главе «Фаталист» он дает ответ на этот вопрос.

Действия персонажей порождены прежде всего скукой. Именно бесцельность существования, порождающая ее, и является главной темой «Героя нашего времени». Один из офицеров – Вулич, во время спора о мусульманских верованиях, решает проверить существует ли судьба, от которой человеку никак не уйти. Со свойственной боевым офицерам удалью (дело происходит на Кавказе, в ходе многолетней и вялотекущей войны с горцами), он предлагает рискнуть жизнью для того, чтобы проверить, насколько человек свободен и может сам влиять на течение своей жизни.

Смертельно опасный эксперимент заканчивается невероятным происшествием. При выстреле в голову происходит осечка, тогда как следующий, произведенный в сторону, поразил цель. Это должно было убедить всех, что Вуличу предназначено жить дальше, что предопределение существует.

Однако автор усиливает впечатление. Печорину кажется, что Вулич должен был в тот день умереть. Главный герой видел это в мелких и до конца необъяснимых деталях. Через несколько часов офицера, рисковавшего жизнью для разрешения сугубо теоретического спора, убивает пьяный казак. Происшествие это довольно необычно, что усиливается случаем с осечкой, произошедшим прямо перед этим. Получалось, что человек не может сам выбирать не только время своей смерти, но даже и способ.

Когда Печорин беседовал об этом с Максимом Максимовичем, то последний не пожелал вдаваться в этот вопрос, от которого явно веяло страхом и необходимостью многое переосмыслить в своей жизни. Простоватый офицер предпочел списать произошедшее в тот день на цепь случайностей. Печорин также не был склонен сразу автоматически принять мировоззрение, основанное на всевластии судьбы. Однако он явно чувствовал, что этот случай может многое объяснить в жизни.

Завершив произведение, посвященное влиянию обстоятельств на неординарного человека, которому нет место при существующем порядке вещей, этим эпизодом, автор соотношению поступков, продиктованных личным выборов и социальной средой. Общество оказывается сильнее отдельного человека, навязываемые им нормы и правила поведения в ряде случаев определяют жизнь не хуже предписанной свыше таинственной судьбы. Человек лишен свободы именно в этом смысле. Большую часть времени герой произведения исполняет свои обязанности по службе и вынужден подчиняться этикету, принятому в дворянском обществе. В предыдущих главах Печорин побеждал противников и добивался своего, но был бессилен против общего течения жизни. Однако и такой неординарный человек, как Печорин не мог проявить свои таланты и способности, вследствие чего им постоянно владела скука, толкавшая на экстравагантные поступки.

Вариант 2

Произведение описывает жизнь одного молодого офицера. Роман состоит из нескольких глав, они дополняют друг друга. Ответы на вопросы возникшие в одной главе можно найти в следующей.

Михаил Юрьевич использовал сюжеты для своего романа из жизни. Все о чем он написал было на самом деле, герои реальные люди.Считается что это даже автобиографическое произведение. Сам писатель был немного фаталистом. Нельзя сказать, что на его характер повлияли нравы царившие тогда в армии или его жизнь в целом.

В этой главе столкнулись два убеждения, причем мало отличающиеся друг от друга. Один офицер хотел доказать что всем правил господин «Случай», а другой убедиться в этом. Окружающие их люди не очень то и были против их спора. Зато после того как пистолет Вулича дал осечку многие расходясь недоумевали, почему это произошло, но вздохнули с облегчением, не надо объяснятся перед начальством.

Многие верили в судьбу. Взять хотя бы карточные игры офицеров. Выиграть в них мог любой все зависело не от умения, а от случая. Кому как повезет. То есть, игрок зависел полностью от госпожи фортуны. Между военными действиями, офицерский состав скучали надо было хоть как то разнообразить свой быт. Вот и приходилось играть роли фаталистов, пылких влюбленных, разочарованных странников и убежденных холостяков. Наш герой Печорин одинокий, свободолюбивый человек. Несмотря на то что сам страдал от своей чрезмерной свободы он не собирается становиться другим. Он боится кого то сделать счастливым, подарить частицу своего сердца. Зато ему ничего не стоит толкнуть человека на поступок, от которого будут потом страдать оба. Печорин получает удовольствие не столько от страданий тех кому причинил боль, а от собственных страданий. И в то же время сказать, что жить по другому не умеет или не хочет, вот такой вот он негодяй.

Анализируя главу начинаешь понимать, что такие люди существуют и сейчас. Они не умеют ценить хорошие отношения, а принимают это как должное. Играть со смертью, дразнить ее вот его предназначение.

Лермонтов - Фаталист. Анализ главы

Структурная основа произведения строится таким образом, что квинтэссенция главного героя и замысел раскрываются поэтапно. Каждая последующая часть инкорпорирует впечатления предшествующих, помогая найти ответы на возникающие у читателя вопросы, тем самым контролируя движение мыслительного процесса. Следовательно, допустимо предполагать, что ответы на вопросы оставшиеся у читателя после повести "Княжна Мери", необходимо искать - в "Фаталисте".

В повести "Фаталист" открываются подлинные поведенческие мотивы Печорина и вместе с этим, становится очевидна вся художественная идея произведения.

Основой главы "Фаталист" становятся стремительная смена событий в течении одной ночи. Сначала игра в карты, спор героев по вопросу фатальности судьбы, затем "трагически случайная" гибель Вулича, отважный поступок Печорина. Всё это способно притягивает внимание читателя.

Лермонтов сталкивает в данной главе две абсолютно разные позиции относительно мировоззрения. Печорин утверждает, что человек с помощью воли и разума сам способен решать свою судьбу. Что нет никакой высшей силы, которая управляет чужими жизнями. Такая позиция героя приводит к превозношению собственного я, которое становится для него единственным Богом. Фаталистом является Вулич, у которого кардинально другой взгляд. Он убежден, что все кругом подвержено фатальности.

Такие спорные моменты помогают понять глубинную сущность человека, в частности Печорина, его убеждения, характер, способствуют раскрытию его индивидуальной позиции.

Такое мнение у Печорина сложилось засчет того, что он сам перестал верить во многие вещи. На страницах романа он признается, что любит во всем придаваться сомнению, абсолютное незнание исхода события придает ему смелость.

Основным критерием нравственной основы для Печорина предполагается личное упоение, поощрение прихотей, превозношение гордыни, достижение целей.

Действенность и напор характера герой культивирует в себе. Он достигает результатов любыми средствами. Порой такими средствами оказываются любящие его люди.

После прочтения романа читатель имеет возможность философствовать об эгоистичном индивидуализме героя, который затрагивает и современных людей. Подобные раздумья и поиски до сих пор являются мучительными проблемами перетекающими в споры.

Также читают:

Популярные сегодня темы

  • Сочинение Мое любимое стихотворение Лермонтова Парус 6 класс

    М.Ю. Лермонтов слишком рано ушел из жизни и покинул поэтический небосвод. Его гибель стала невосполнимой для российской и мировой литературы. Но его творчество живо и не теряет своей актуальности и в наши дни.

Мне как-то раз случилось прожить две недели в казачьей станице. Однажды, мы засиделись у майора С*** очень долго; разговор, против обыкновения, был занимателен. Рассуждали о том, будто судьба человека написана на небесах; каждый рассказывал разные необыкновенные случаи pro или contra.

– Все это, господа, ничего не доказывает, – сказал старый майор, – ведь никто из вас не был свидетелем тех странных случаев, которыми подтверждаете свои мнения?

– Конечно, никто, – сказали многие, – но мы слышали от верных людей…

– Все это вздор! – сказал кто-то, – где эти верные люди?

В это время один офицер встал, и медленно подойдя к столу, окинул всех спокойным взглядом. Он был родом серб, как видно было из его имени.

Наружность поручика Вулича отвечала вполне его характеру. Высокий рост и смуглый цвет лица, черные волосы, черные проницательные глаза, большой, но правильный нос, принадлежность его нации, печальная и холодная улыбка, вечно блуждавшая на губах его, – все это будто согласовалось для того, чтоб придать ему вид существа особенного, не способного делиться мыслями и страстями с теми, которых судьба дала ему в товарищи.

Он был храбр, говорил мало, но резко; никому не поверял своих душевных и семейных тайн; вина почти вовсе не пил, за молодыми казачками никогда не волочился. Была только одна страсть, которой он не таил: страсть к игре. За зеленым столом он забывал все, и обыкновенно проигрывал; но постоянные неудачи только раздражали его упрямство. Рассказывали, что раз он на подушке метал банк, ему ужасно везло. Вдруг раздались выстрелы, все бросились к оружию. «Поставь ва-банк!» – кричал Вулич, одному из самых горячих понтеров. «Идет семерка», – отвечал тот, убегая. Вулич докинул талью, карта была дана. Когда он явился в цепь, там была уж сильная перестрелка. Вулич не заботился ни о пулях, ни о шашках чеченских: он отыскивал своего счастливого понтера.

– Семерка дана! – закричал он и вынул свой кошелек и отдал его, несмотря на возражения о неуместности платежа. После, он до самого конца дела прехладнокровно перестреливался с чеченцами.

Когда Вулич подошел к столу, все ожидали какой-нибудь оригинальной выходки.

– Господа! Вы хотите доказательств: я вам предлагаю испробовать на себе, может ли человек своевольно располагать своею жизнью… Кому угодно?

– Предлагаю пари! – сказал я шутя, – Утверждаю, что нет предопределения.

– Хорошо, – сказал майор, – только не понимаю, как вы решите спор?..

Вулич подошел к стене, на которой висело оружие, и наудачу снял один из пистолетов; взвел курок и насыпал на полку пороху и приставил к голове. Несмотря на его хладнокровие, мне казалось, я читал печать смерти на бледном лице его. Я замечал, и многие старые воины подтверждали мое замечание, что часто на лице человека, который должен умереть через несколько часов, есть какой-то странный отпечаток неизбежной судьбы.

– Вы нынче умрете! – сказал я ему.

– Может быть, да, может быть, нет… Потом, обратясь к майору, спросил: заряжен ли пистолет? Майор в замешательстве не помнил хорошенько.

– Держу пятьдесят рублей против пяти, что пистолет не заряжен! – закричал кто-то.

Составились новые пари.

– Господин Печорин, сказал Вулич, – возьмите карту и бросьте вверх.

Я взял со стола, как теперь помню, червонного туза и бросил кверху; в ту минуту, как он коснулся стола, Вулич спустил курок… осечка!

– Слава Богу! – вскрикнули многие, – не заряжен…

– Посмотрим, однако ж, – сказал Вулич. Он взвел опять курок и выстрел раздался.

Минуты три никто не мог слова вымолвить.

– Вы начали верить предопределению? – спросил он меня.

– Верю; но не понимаю, отчего мне казалось, будто вы должны нынче умереть…

Скоро все разошлись по домам, различно толкуя о причудах Вулича.

Я возвращался домой. Мне стало смешно, когда я вспомнил, что некогда люди думали, что звезды принимают участие в наших ничтожных спорах… Но зато какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо на них смотрит с участием! А мы, их жалкие потомки, равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или судьбою…

Происшествие этого вечера произвело на меня довольно глубокое впечатление. В тот вечер я твердо верил в предопределение: доказательство было разительно, но я остановил себя вовремя на этом опасном пути и стал смотреть под ноги. Такая предосторожность была очень кстати: я чуть-чуть не упал, наткнувшись на что-то. Предо мною лежала свинья, разрубленная пополам шашкой… Тут два казака выбежали из переулка, один подошел ко мне и спросил, не видал ли я пьяного казака, который гнался за свиньей. Я объявил им, что не встречал казака, и указал на несчастную жертву его неистовой храбрости.

Они удалились, а я продолжал свой путь с большей осторожностью и наконец счастливо добрался до своей квартиры. Я жил у одного старого урядника, которого любил за добрый его нрав, а особенно за хорошенькую дочку Настю. Она, по обыкновению, дожидалась меня у калитки. Узнав меня, она улыбнулась, но мне было не до нее. «Прощай, Настя», – сказал я, проходя мимо. Она хотела что-то отвечать, но только вздохнула.

Я затворил за собою дверь моей комнаты и бросился на постель. В четыре часа утра два кулака застучали ко мне в окно. Я вскочил: что такое?

– Вулич убит.

– Да куда же?

– Дорогой узнаешь.

Мы пошли. Они рассказали мне все, что случилось. Вулич шел один по темной улице: на него наскочил пьяный казак, изрубивший свинью. На последнем издыхании он сказал только два слова: «Он прав!». Мой инстинкт не обманул меня: я точно прочел на его изменившемся лице печать близкой кончины.

Убийца заперся в пустой хате, на конце станицы. Вот, наконец, мы пришли; смотрим: вокруг хаты стоит толпа. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние — то была мать убийцы.

Между тем надо было на что-нибудь решиться и схватить преступника. Я подошел к окну и посмотрел в щель ставня: бледный, он лежал на полу, держа в правой руке пистолет; окровавленная шашка лежала возле него. Выразительные глаза его страшно вращались кругом; порою он вздрагивал и хватал себя за голову, как будто неясно припоминая вчерашнее. Я не прочел большой решимости в этом беспокойном взгляде и сказал майору, что напрасно он не велит выломать дверь и броситься туда казакам, потому что лучше это сделать теперь, нежели после, когда он совсем опомнится.

В это время старый есаул подошел к двери и назвал его по имени; тот откликнулся.

– Согрешил, брат Ефимыч, – сказал есаул, – так уж нечего делать, покорись!

– Не покорюсь! – отвечал казак.

– Побойся Бога. Ведь ты честный христианин!

– Не покорюсь! – закричал казак, и слышно было, как щелкнул взведенный курок.

– Эй, тетка! – сказал есаул старухе, – поговори сыну, авось тебя послушает…

Старуха посмотрела на него пристально и покачала головой.

– Василий Петрович, – сказал есаул, подойдя к майору, – он не сдастся – я его знаю. А если дверь разломать, то много наших перебьет. Не прикажете ли лучше его пристрелить? в ставне щель широкая.

В эту минуту у меня в голове промелькнула странная мысль: подобно Вуличу, я вздумал испытать судьбу.

– Погодите, – сказал я майору, – я его возьму живого.

Велев есаулу завести с ним разговор и поставив у дверей трех казаков, готовых ее выбить, и броситься мне на помощь при данном знаке, я обошел хату и приблизился к роковому окну. Сердце мое сильно билось.

– Ах ты окаянный! – кричал есаул. Он стал стучать в дверь изо всей силы, я оторвал ставень и бросился в окно головой вниз. Выстрел раздался у меня над самым ухом, пуля сорвала эполет. Но дым, наполнивший комнату, помешал моему противнику найти шашку. Я схватил его за руки; казаки ворвались, и преступник был связан. Офицеры меня поздравляли – точно, было с чем!

После всего этого как бы, кажется, не сделаться фаталистом?

Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера – напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится – а смерти не минуешь!

Возвратясь в крепость, я рассказал Максиму Максимычу все, что случилось со мною и чему был я свидетель, и пожелал узнать его мнение насчет предопределения.

– Да-с! конечно-с! Это штука довольно мудреная!.. Впрочем, эти азиатские курки часто осекаются, если дурно смазаны или не довольно крепко прижмешь пальцем; зато уж шашки у них – просто мое почтение! Да, жаль беднягу…

Больше я от него ничего не мог добиться: он вообще не любит метафизических прений.

Мне как-то раз случилось прожить две недели в казачьей станице на левом фланге; тут же стоял батальон пехоты; офицеры собирались друг у друга поочередно, по вечерам играли в карты.

Однажды, наскучив бостоном и бросив карты под стол, мы засиделись у майора С*** очень долго; разговор, против обыкновения, был занимателен. Рассуждали о том, что мусульманское поверье, будто судьба человека написана на небесах, находит и между нами, христианами, многих поклонников; каждый рассказывал разные необыкновенные случаи pro или contra.

– Все это, господа, ничего не доказывает, – сказал старый майор, – ведь никто из вас не был свидетелем тех странных случаев, которыми подтверждаете свои мнения?

– Конечно, никто, – сказали многие, – но мы слышали от верных людей…

– Все это вздор! – сказал кто-то, – где эти верные люди, видевшие список, на котором назначен час нашей смерти?.. И если точно есть предопределение, то зачем нам дана воля, рассудок? почему мы должны давать отчет в наших поступках?

В это время один офицер, сидевший в углу комнаты, встал, и медленно подойдя к столу, окинул всех спокойным взглядом. Он был родом серб, как видно было из его имени.

Лермонтов. Фаталист. Аудиокнига

Наружность поручика Вулича отвечала вполне его характеру. Высокий рост и смуглый цвет лица, черные волосы, черные проницательные глаза, большой, но правильный нос, принадлежность его нации, печальная и холодная улыбка, вечно блуждавшая на губах его, – все это будто согласовалось для того, чтоб придать ему вид существа особенного, не способного делиться мыслями и страстями с теми, которых судьба дала ему в товарищи.

Он был храбр, говорил мало, но резко; никому не поверял своих душевных и семейных тайн; вина почти вовсе не пил, за молодыми казачками, – которых прелесть трудно достигнуть, не видав их, он никогда не волочился. Говорили, однако, что жена полковника была неравнодушна к его выразительным глазам; но он не шутя сердился, когда об этом намекали.

Была только одна страсть, которой он не таил: страсть к игре. За зеленым столом он забывал все, и обыкновенно проигрывал; но постоянные неудачи только раздражали его упрямство. Рассказывали, что раз, во время экспедиции, ночью, он на подушке метал банк, ему ужасно везло. Вдруг раздались выстрелы, ударили тревогу, все вскочили и бросились к оружию. «Поставь ва-банк!» – кричал Вулич, не подымаясь, одному из самых горячих понтеров. «Идет семерка», – отвечал тот, убегая. Несмотря на всеобщую суматоху, Вулич докинул талью, карта была дана.

Когда он явился в цепь, там была уж сильная перестрелка. Вулич не заботился ни о пулях, ни о шашках чеченских: он отыскивал своего счастливого понтера.

– Семерка дана! – закричал он, увидав его наконец в цепи застрельщиков, которые начинали вытеснять из лесу неприятеля, и, подойдя ближе, он вынул свой кошелек и бумажник и отдал их счастливцу, несмотря на возражения о неуместности платежа. Исполнив этот неприятный долг, он бросился вперед, увлек за собою солдат и до самого конца дела прехладнокровно перестреливался с чеченцами.

Когда поручик Вулич подошел к столу, то все замолчали, ожидая от него какой-нибудь оригинальной выходки.

– Господа! – сказал он (голос его был спокоен, хотя тоном ниже обыкновенного), – господа! к чему пустые споры? Вы хотите доказательств: я вам предлагаю испробовать на себе, может ли человек своевольно располагать своею жизнью, или каждому из нас заранее назначена роковая минута… Кому угодно?

– Не мне, не мне! – раздалось со всех сторон, – вот чудак! придет же в голову!..

– Предлагаю пари! – сказал я шутя.

– Утверждаю, что нет предопределения, – сказал я, высыпая на стол десятка два червонцев – все, что было у меня в кармане.

– Хорошо, – сказал майор, – только не понимаю, право, в чем дело и как вы решите спор?..

Вулич вышел молча в спальню майора; мы за ним последовали. Он подошел к стене, на которой висело оружие, и наудачу снял с гвоздя один из разнокалиберных пистолетов; мы еще его не понимали; но когда он взвел курок и насыпал на полку пороху, то многие, невольно вскрикнув, схватили его за руки.

– Что ты хочешь делать? Послушай, это сумасшествие! – закричали ему.

– Господа! – сказал он медленно, освобождая свои руки, – кому угодно заплатить за меня двадцать червонцев?

Все замолчали и отошли.

Вулич вышел в другую комнату и сел у стола; все последовали за ним: он знаком пригласил нас сесть кругом. Молча повиновались ему: в эту минуту он приобрел над нами какую-то таинственную власть. Я пристально посмотрел ему в глаза; но он спокойным и неподвижным взором встретил мой испытующий взгляд, и бледные губы его улыбнулись; но, несмотря на его хладнокровие, мне казалось, я читал печать смерти на бледном лице его. Я замечал, и многие старые воины подтверждали мое замечание, что часто на лице человека, который должен умереть через несколько часов, есть какой-то странный отпечаток неизбежной судьбы, так что привычным глазам трудно ошибиться.

– Вы нынче умрете! – сказал я ему.

Он быстро ко мне обернулся, но отвечал медленно и спокойно:

– Может быть, да, может быть, нет… Потом, обратясь к майору, спросил: заряжен ли пистолет? Майор в замешательстве не помнил хорошенько.

– Да полно, Вулич! – закричал кто-то, – уж, верно, заряжен, коли в головах висел, что за охота шутить!..

– Глупая шутка! – подхватил другой.

– Держу пятьдесят рублей против пяти, что пистолет не заряжен! – закричал третий.

Составились новые пари.

Мне надоела эта длинная церемония.

– Послушайте, – сказал я, – или застрелитесь, или повесьте пистолет на прежнее место, и пойдемте спать.

– Разумеется, – воскликнули многие, – пойдемте спать.

– Господа, я вас прошу не трогаться с места! – сказал Вулич, приставя дуло пистолета ко лбу. Все будто окаменели.

– Господин Печорин, прибавил он, – возьмите карту и бросьте вверх.

Иллюстрация к повести М. Ю. Лермонтова «Фаталист». Художник В. Поляков

Я взял со стола, как теперь помню, червонного туза и бросил кверху: дыхание у всех остановилось; все глаза, выражая страх и какое-то неопределенное любопытство, бегали от пистолета к роковому тузу, который, трепеща на воздухе, опускался медленно; в ту минуту, как он коснулся стола, Вулич спустил курок… осечка!

– Слава Богу! – вскрикнули многие, – не заряжен…

– Посмотрим, однако ж, – сказал Вулич. Он взвел опять курок, прицелился в фуражку, висевшую над окном; выстрел раздался – дым наполнил комнату. Когда он рассеялся, сняли фуражку: она была пробита в самой середине и пуля глубоко засела в стене.

Минуты три никто не мог слова вымолвить. Вулич пересыпал в свой кошелек мои червонцы.

Пошли толки о том, отчего пистолет в первый раз не выстрелил; иные утверждали, что, вероятно, полка была засорена, другие говорили шепотом, что прежде порох был сырой и что после Вулич присыпал свежего; но я утверждал, что последнее предположение несправедливо, потому что я во все время не спускал глаз с пистолета.

– Вы счастливы в игре, – сказал я Вуличу…

– В первый раз от роду, – отвечал он, самодовольно улыбаясь, – это лучше банка и штосса.

– Зато немножко опаснее.

– А что? вы начали верить предопределению?

– Верю; только не понимаю теперь, отчего мне казалось, будто вы непременно должны нынче умереть…

Этот же человек, который так недавно метил себе преспокойно в лоб, теперь вдруг вспыхнул и смутился.

– Однако же довольно! – сказал он, вставая, пари наше кончилось, и теперь ваши замечания, мне кажется, неуместны… – Он взял шапку и ушел. Это мне показалось странным – и недаром!..

Скоро все разошлись по домам, различно толкуя о причудах Вулича и, вероятно, в один голос называя меня эгоистом, потому что я держал пари против человека, который хотел застрелиться; как будто он без меня не мог найти удобного случая!..

Я возвращался домой пустыми переулками станицы; месяц, полный и красный, как зарево пожара, начинал показываться из-за зубчатого горизонта домов; звезды спокойно сияли на темно-голубом своде, и мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!.. И что ж? эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтобы освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними, как огонек, зажженный на краю леса беспечным странником! Но зато какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо со своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!.. А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастия, потому знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или судьбою…

И много других подобных дум проходило в уме моем; я их не удерживал, потому что не люблю останавливаться на какой-нибудь отвлеченной мысли. И к чему это ведет?.. В первой молодости моей я был мечтателем, я любил ласкать попеременно то мрачные, то радужные образы, которые рисовало мне беспокойное и жадное воображение. Но что от этого мне осталось? одна усталость, как после ночной битвы с привидением, и смутное воспоминание, исполненное сожалений. В этой напрасной борьбе я истощил и жар души, и постоянство воли, необходимое для действительной жизни; я вступил в эту жизнь, пережив ее уже мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно ему известной книге.

Происшествие этого вечера произвело на меня довольно глубокое впечатление и раздражило мои нервы; не знаю наверное, верю ли я теперь предопределению или нет, но в этот вечер я ему твердо верил: доказательство было разительно, и я, несмотря на то, что посмеялся над нашими предками и их услужливой астрологией, попал невольно в их колею, но я остановил себя вовремя на этом опасном пути и, имея правило ничего не отвергать решительно и ничему не вверяться слепо, отбросил метафизику в сторону и стал смотреть под ноги. Такая предосторожность была очень кстати: я чуть-чуть не упал, наткнувшись на что-то толстое и мягкое, но, по-видимому, неживое. Наклоняюсь – месяц уж светил прямо на дорогу – и что же? предо мною лежала свинья, разрубленная пополам шашкой… Едва я успел ее осмотреть, как услышал шум шагов: два казака бежали из переулка, один подошел ко мне и спросил, не видал ли я пьяного казака, который гнался за свиньей. Я объявил им, что не встречал казака, и указал на несчастную жертву его неистовой храбрости.

– Экой разбойник! – сказал второй казак, – как напьется чихиря, так и пошел крошить все, что ни попало. Пойдем за ним, Еремеич, надо его связать, а то…

Они удалились, а я продолжал свой путь с большей осторожностью и наконец счастливо добрался до своей квартиры.

Я жил у одного старого урядника, которого любил за добрый его нрав, а особенно за хорошенькую дочку Настю.

Она, по обыкновению, дожидалась меня у калитки, завернувшись в шубку; луна освещала ее милые губки, посиневшие от ночного холода. Узнав меня, она улыбнулась, но мне было не до нее. «Прощай, Настя», – сказал я, проходя мимо. Она хотела что-то отвечать, но только вздохнула.

Я затворил за собою дверь моей комнаты, засветил свечку и бросился на постель; только сон на этот раз заставил себя ждать более обыкновенного. Уж восток начинал бледнеть, когда я заснул, но – видно, было написано на небесах, что в эту ночь я не высплюсь. В четыре часа утра два кулака застучали ко мне в окно. Я вскочил: что такое?.. «Вставай, одевайся!» – кричало мне несколько голосов. Я наскоро оделся и вышел. «Знаешь, что случилось?» – сказали мне в один голос три офицера, пришедшие за мною; они были бледны как смерть.

– Вулич убит.

Я остолбенел.

– Да, убит – продолжали они, – пойдем скорее.

– Да куда же?

– Дорогой узнаешь.

Мы пошли. Они рассказали мне все, что случилось, с примесью разных замечаний насчет странного предопределения, которое спасло его от неминуемой смерти за полчаса до смерти. Вулич шел один по темной улице: на него наскочил пьяный казак, изрубивший свинью и, может быть, прошел бы мимо, не заметив его, если б Вулич, вдруг остановясь, не сказал: «Кого ты, братец, ищешь?» – «Тебя!» – отвечал казак, ударив его шашкой, и разрубил его от плеча почти до сердца… Два казака, встретившие меня и следившие за убийцей, подоспели, подняли раненого, но он был уже при последнем издыхании и сказал только два слова: «Он прав!» Я один понимал темное значение этих слов: они относились ко мне; я предсказал невольно бедному его судьбу; мой инстинкт не обманул меня: я точно прочел на его изменившемся лице печать близкой кончины.

Убийца заперся в пустой хате, на конце станицы. Мы шли туда. Множество женщин бежало с плачем в ту же сторону; по временам опоздавший казак выскакивал на улицу, второпях пристегивая кинжал, и бегом опережал нас. Суматоха была страшная.

Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа. Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела на толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?

Между тем надо было на что-нибудь решиться и схватить преступника. Никто, однако, не отважился броситься первым. Я подошел к окну и посмотрел в щель ставня: бледный, он лежал на полу, держа в правой руке пистолет; окровавленная шашка лежала возле него. Выразительные глаза его страшно вращались кругом; порою он вздрагивал и хватал себя за голову, как будто неясно припоминая вчерашнее. Я не прочел большой решимости в этом беспокойном взгляде и сказал майору, что напрасно он не велит выломать дверь и броситься туда казакам, потому что лучше это сделать теперь, нежели после, когда он совсем опомнится.

В это время старый есаул подошел к двери и назвал его по имени; тот откликнулся.

– Согрешил, брат Ефимыч, – сказал есаул, – так уж нечего делать, покорись!

– Не покорюсь! – отвечал казак.

– Побойся Бога. Ведь ты не чеченец окаянный, а честный христианин; ну, уж коли грех твой тебя попутал, нечего делать: своей судьбы не минуешь!

– Не покорюсь! – закричал казак грозно, и слышно было, как щелкнул взведенный курок.

– Эй, тетка! – сказал есаул старухе, – поговори сыну, авось тебя послушает… Ведь это только бога гневить. Да посмотри, вот и господа уж два часа дожидаются.

Старуха посмотрела на него пристально и покачала головой.

– Василий Петрович, – сказал есаул, подойдя к майору, – он не сдастся – я его знаю. А если дверь разломать, то много наших перебьет. Не прикажете ли лучше его пристрелить? в ставне щель широкая.

В эту минуту у меня в голове промелькнула странная мысль: подобно Вуличу, я вздумал испытать судьбу.

– Погодите, – сказал я майору, – я его возьму живого.

Велев есаулу завести с ним разговор и поставив у дверей трех казаков, готовых ее выбить, и броситься мне на помощь при данном знаке, я обошел хату и приблизился к роковому окну. Сердце мое сильно билось.

– Ах ты окаянный! – кричал есаул. – Что ты, над нами смеешься, что ли? али думаешь, что мы с тобой не совладаем? – Он стал стучать в дверь изо всей силы, я, приложив глаз к щели, следил за движениями казака, не ожидавшего с этой стороны нападения, – и вдруг оторвал ставень и бросился в окно головой вниз. Выстрел раздался у меня над самым ухом, пуля сорвала эполет. Но дым, наполнивший комнату, помешал моему противнику найти шашку, лежавшую возле него. Я схватил его за руки; казаки ворвались, и не прошло трех минут, как преступник был уж связан и отведен под конвоем. Народ разошелся. Офицеры меня поздравляли – точно, было с чем!

После всего этого как бы, кажется, не сделаться фаталистом? Но кто знает наверное, убежден ли он в чем или нет?.. и как часто мы принимаем за убеждение обман чувств или промах рассудка!..

Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера – напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится – а смерти не минуешь!

Возвратясь в крепость, я рассказал Максиму Максимычу все, что случилось со мною и чему был я свидетель, и пожелал узнать его мнение насчет предопределения. Он сначала не понимал этого слова, но я объяснил его как мог, и тогда он сказал, значительно покачав головою:

– Да-с! конечно-с! Это штука довольно мудреная!.. Впрочем, эти азиатские курки часто осекаются, если дурно смазаны или не довольно крепко прижмешь пальцем; признаюсь, не люблю я также винтовок черкесских; они как-то нашему брату неприличны: приклад маленький, того и гляди, нос обожжет… Зато уж шашки у них – просто мое почтение!

Потом он примолвил, несколько подумав:

– Да, жаль беднягу… Черт же его дернул ночью с пьяным разговаривать!..

Завершающей частью произведения Лермонтова «Герой нашего времени» является повесть «Фаталист». События в данной главе происходят у казачьей станицы, где в течение двух недель пребывал главный герой. В основном офицеры тем и занимались, что играли в карты. Но однажды между ними произошел раздор.

Один из офицеров рассказывал всем находящимся один исламский рассказ о том, что судьба каждого человека уже давно решена и человек не является хозяином своей судьбы. Большинство согласились с этим утверждение. Однако нашел и тот, кто был не согласен. Горячий и отважный поручик Вулич. Он призвал испробовать рассуждение о предначертание судьбы человека. Поручик заявил, что если жребий брошен, то выстрел из пистолета не убьет его и предложил пари. Только один человек выразил согласие, это был Печорин.

В тот же миг Вулич взял пистолет, перезарядил его и выстрелил. Но оружие срикошетило. В тот же миг Печорин замечает на его физиономии смерть и сообщает, что тот сегодня умрет. Следующий выстрел сделал большую дыру в шляпе, висящей на стене. Затем Печорин усомнился в своих словах. Спустя некоторое время все расходятся. Когда Печорин направляется домой, то все еще обдумывает слова, которые сказал поручику и продолжает верить в них. По дороге он видит тушу порубленной свиньи, а люди разыскивали захмелевшего казака. Утром Печорина сообщают о том, что Вулича зарезал тот самый казак.

По своей натуре сам Печорин был фаталистом. Так когда представилась такая возможность, он сам принял решение узнать свою судьбу. Убийца поручика замкнулся в доме на окраине. Когда его отвлекли, Печорин влез в окно. Казак начал защищаться и стрелять, но Печорину удалось спастись целым. Когда он вернулся в крепость, то сразу же сообщает эту историю Максиму Максимович. Выслушав рассказ тот ответил, что с пистолетами такое частенько случается, и затем продолжил, видимо, в Вулича судьба такая.

В «Фаталисте» определённая ночная картина в размышлениях героя о сравнимости звезд и судеб людей словно переходит во «всемирной». Вырисовывается лирическое отступление, которое передает философский смысл образа Печорина и повести «Фаталист» как эпилога романа.

Вариант 2

В главе романа «Фаталист» все действующие лица объединяются вокруг главного героя. Эта глава – дневник Печорина, помогает наиболее точно понять все его действия. Печорин не согласен с обществом, он противостоит ему, но восстать против него он не может.

Печорин остается верен своим принципам, не смотря ни на что. В то время, когда его знакомые просят Вулича положить пистолет, Печорин предлагает или положить пистолет, или застрелиться. После трагических событий вечера мы наблюдаем интересные размышления главного героя романа. Да, он признает свою виновность, но со слов товарищей. Размышляя дальше, он приходит к выводу о том, что сегодняшнее поколение молодежи лишь жалкие потомки, не способные ни мыслить, ни чувствовать, ни действовать. Будто они скитаются по земле с мыслью о неизбежном конце. Он как бы ставил в упрек молодому поколению их бездействие. Но сам он целиком под властью фатума.

Во времена Печорина очень многие люди, вследствие невозможности объяснить то или иное событие были фаталистами, верили в неизбежность судьбы. Ввиду чего вся общественная жизнь казалась бесполезной и не имеющей смысла. Лермонтов в романе, но в основном в главе «Фаталист», хотел подчеркнуть, что кроме рока существует еще и воля человека. Таким он и пытался изобразить Печорина. Он испытывает свою судьбу, бросаясь навстречу смерти, и побеждает ее. Бороться и противостоять просто необходимо. Он действовал, но как бы по намеченному плану событий, для проверки или сравнения. Отправляясь в путешествие, Печорин обронил фразу: «Авось где-нибудь умру!» Заведомо готовя себя к неизбежности, и не важно, при каких обстоятельствах. Ведь физически Печорин абсолютно здоров, но душа была неизлечимо больна.

Печорин ненавидит всех вокруг. Причиняет боль просто так, без причин, даже самым близким людям. Эгоистическая натура героя несет лишь слезы и смерть. Он способен жить в своем индивидуализме, такое общество ему в тягость. Он никогда не жертвует своими принципами, своими взглядами, тогда как окружающих его близких с легкостью приносит в жертву. Такие его поступки совершаются не по злобе душевной, а по причине борьбы внутри его самого. Мы видим его измученным собственным эго. Печорину самому очень тяжело жить с такими разрывающими его взглядами. Но в то же время он не готов пожертвовать своими личностными принципами.

Лермонтов нам показал не эгоиста фаталиста, а поднял глубоко философскую тему о предназначении человека на земле.

Анализ 3

Место личности в обществе всегда волновали писателей и поэтов разных эпох. Множество произведений посвящено этой теме. Примеры поиска ответа на поставленный вопрос прослеживаются в творчестве М.Ю.Лермонтова. Роман «Герой нашего времени» не исключение.

Главный герой романа Печорин ищет смысл жизни, он постоянно испытывает судьбу и никак не может определиться со своим местом в обществе. Роман состоит из пяти частей, последняя из которых Фаталист подводит итог всего повествования. Все главы романа представляют собой отдельную сюжетную линию их можно рассматривать как самостоятельные произведения. Объединяют их всех главное действующее лицо.

К завершающей части романа Лермонтов последовательно приводит читателя предыдущими главами, в которых дается возможность понять характер и нравственный образ героя. Логическим завершением повествования стало философский-нравственные рассуждения Печорина о смысле жизни и оправданием его поступков. На первый взгляд умный человек, герой полностью полагается на судьбу. Он считает, что жизненный путь человека продиктован роком и изменить его нельзя.

Глава состоит классически из экспозиции, основной части и финала. Начинается она со спора между офицерами о закономерности судеб. Условно спор ставит перед автором задачу показать предопределен ли судьбой смертный час человека, ответственен ли герой за свои безрассудные поступки, играя со смертью. Вулич пытается доказать Григорию о реальном существовании фатума, на спор он выхватывает первый попавшийся пистолет и стреляет себе в голову. Пистолет дал осечку, что, по его мнению, ясно доказывает существование рока. Печорин же в выстреле увидел приближающуюся смерть Вулича, но тот выстрелил еще раз, тем самым показав напрасные предостережения героя.

Когда же Печорин узнает о гибели офицера от руки пьяного казака, он вновь подтверждает свое убеждение о существовании знаков судьбы, независимо от поведения человека и его поступков. Отличие главного героя от погибшего друга –это не без цельная его игра со смертью.

Основная часть главы «Фаталист» - проверка главным героем своей судьбы. Он, находясь на волоске от смерти, под прицельными выстрелами убийцы друга смог обезвредить преступника. Вот опять фортуна повернулась лицом в Григорию, который стал задумываться над тем стоит ли рисковать жизнью без причин и все ли зависит от судьбы.

Финальная часть романа- размышление героя о своей жизни, которая прошла без цели и разменивалась по пустякам. Печорин оказался лишним человеком для общества того времени, он это понимает, душа его пустота.

Интересен кольцевой прием, используемый М.Ю.Лермонтовым в идейно-сюжетной линии произведения. Роман заканчивается там же где начинался в крепости. Автор словно подчеркивает возможность повторного развития события.

Глава «Фаталист»- посвящение новому поколению. В ней Лермонтов показывает свое отношение к герою, мастерски выстраивая сюжет и поводя его к философской теории Печорина. Возможно неоднозначное отношение читателя к главному герою, но ясно одно Лермонтов - психолог души человеческой.

Апрель самый прекрасный месяц года. В это время наступает настоящая весна. Она уже вступила в свои права. Снег уже местами подтаял, солнце светит ярко, дни становятся длиннее. В небе проносятся легкие перистые облачка.

  • Анализ легенды о Данко из рассказа Старуха Изергиль Горького

    В рассказе Максима Горького Старуха Изергиль ярким примером любви к людям и самопожертвования является легенда о Данко. Само произведение наполнено глубоким смыслом, как и большинство произведений этого автора

  • Какую мечту называют благородной - итоговое сочинение

    Мечта. Каждый из нас, наверняка, имеет какую-либо мечту, жаждет ее скорейшего исполнения и стремится всеми силами помочь ей осуществиться. Так что же такое мечта? Почему люди мечтаю?

  • Завершает роман Лермонтова «Герой нашего времени» глава под названием «Фаталист». Краткое содержание произведения для начала требует описать место действия картины. Рядом с казачьей станицей, в которой некоторое время проживал Печорин, стоял батальон пехоты. Вечерами офицеры частенько собирались на квартире то у одного, то у другого из них для игры в карты.

    Пари на смерть

    Однажды, отдыхая от наскучившей игры, они затеяли философский спор. Предметом стала вера мусульман в то, что судьба каждого написана на небесах, и, как оказалось, многие христиане разделяют это суждение. Был среди играющих человек, имевший к игре особую страсть, серб, поручик Вулич. Будучи по натуре своей человеком храбрым и достаточно резким, он предлагает не спорить впустую, а на деле проверить, может ли человек сам распоряжаться своей жизнью и судьбой. Офицер Вулич - фаталист. Краткое содержание его речи имеет однозначный смысл: если ему не суждено умереть сегодня, то приставленный ко лбу пистолет не выстрелит. Заключить с ним пари из всех присутствующих согласился только Печорин, считающий, что заранее невозможно.

    Неотвратимость судьбы

    Поручик снимает со стены первый попавшийся пистолет, заряжает его и представляет к голове. В это время Печорину кажется, что он видит на лице серба печать смерти, и он предупреждает Вулича о том, что тот нынче умрет. На что слышит философский ответ: «Может быть, да, может быть, нет...». Звучит выстрел, пистолет дает осечку. Вновь возведя курок, Вулич делает повторный выстрел в висевшую на стене шляпу, и на этот раз после того, как рассеялся дым, всем открывается зияющая дыра. Печорин уже сомневается в своих видениях и, возвращаясь домой, рассуждает о предках, вершителях судеб на небесах и о том, что, может, не так уж и неправ этот серб-фаталист. Краткое содержание главы затем все-таки выявит правоту видений Печорина. Утром становится известно о смерти Вулича: он был зарублен пьяным казаком по дороге домой. Причем на вопрос поручика к беглому казаку о том, кого тот ищет, как приговор, мистически прозвучал ответ: «Тебя!».

    Испытание своей судьбы Печориным

    Ещё одной, не менее показательной, сценой закончится наше краткое содержание. Фаталист - это человек, убежденный в неизбежности, и когда перед Печориным открывается перспектива испытать и свою судьбу, он недолго думает. Убийца Вулича спрятался в доме на окраине, и вызволить его живым было практически невозможно. Тогда и созревает в голове Печорина его безумный план. Молодой человек, прикрываясь ставней, влезает через окно и обезоруживает казака. Но тот прежде успевает выстрелить, пуля пролетает мимо. После таких событий невольно начинаешь понимать, что где-то глубоко в душе ты тоже немного фаталист. Краткое содержание продолжают рассуждения Печорина о том, что, не зная, что тебя ожидает, ты значительно смелее идешь вперед, что страшнее смерти ничего нет, а она неминуема. Когда же он возвращается в крепость и о происшедшем беседует с Максимом Максимычем, штабс-капитан высказывает мысль о том, что, видимо, у Вулича так было написано на роду, но его все равно жаль.

    При загадочных обстоятельствах, возвращаясь из Персии, погибает и сам герой нашего времени. «Фаталист», краткое содержание главы, тускло передает все мысли и рассуждения главных героев, на самом деле эта часть очень ёмкая и глубокая, заставляющая задуматься о том, что человек сам хозяин своей судьбы.