ДЕМЬЯНОВА УХА

«Соседушка, мой свет!
Пожалуйста, покушай».-
«Соседушка, я сыт по горло».- «Нужды нет,
Еще тарелочку; послушай:
Ушица, ей-же-ей, на славу сварена!» -
«Я три тарелки съел».- «И, полно, что за счеты:
Лишь стало бы охоты,-
А то во здравье: ешь до дна!
Что за уха! Да как жирна:
Как будто янтарем подернулась она.
Потешь же, миленький дружочек!
Вот лещик, потроха, вот стерляди кусочек!
Еще хоть ложечку! Да кланяйся, жена!»
Так потчевал сосед-Демьян соседа-Фоку
И не давал ему ни отдыху, ни сроку;
А с Фоки уж давно катился градом пот.
Однако же еще тарелку он берет:
Сбирается с последней силой
И - очищает всю. «Вот друга я люблю!»
Вскричал Демьян: «зато уж чванных не терплю.
Ну, скушай же еще тарелочку, мой милой!»
Тут бедный Фока мой,
Как ни любил уху, но от беды такой,

Вопреки внешнему виду, однако, это стихотворение звучит так, как будто оно было изгнанным изнутри сообщества универсальных самореферентных безликих черт. Его действие не полностью запутано в жидкой привязанности к американской мечте, что на самом деле представляет собой серию пропущенных столкновений с катастрофой или контакт с другим человеком. поэтому обрезаны, что они становятся едва опытными эпизодами. Действие этого стихотворения знаменует собой небольшое движение между Домом, Гимном и Шум. Самое главное, есть прорыв в этой драматической, общинной жизни, и это не праздник в винограднике, который бы предложил желание успокоить пригородную неэффективность.

Схватя в охапку
Кушак и шапку,
Скорей без памяти домой -
И с той поры к Демьяну ни ногой.

Писатель, счастлив ты, коль дар прямой имеешь:
Но если помолчать во время не умеешь
И ближнего ушей ты не жалеешь:
То ведай, что твои и проза и стихи
Тошнее будут всем Демьяновой ухи.

Примечания

КНИГА ПЯТАЯ
I
ДЕМЬЯНОВА УХА

Возможно, это христианская мысль в Эшберри, где-то между чудом и восхищением: пчелы, похоже, отзываются о знаменитом отрывке «Религии Медичи» сэра Томаса Брауна, в котором говорится, что мудрость пчел намного превосходит человеческую способность понимать ее. Точно так же любая ссылка, сделанная на подсказки Элиота или Мильтона, может рассматриваться как размышление Эшберри о его собственном отношении к религиозному лиризму. Можно даже подумать, что это остроумный контраст между иронической и туманной священной мыслью и самым важным событием, настоящим и телесным: гей-сцена в Америке, в фразе «Он пришел ко мне».

Впервые напечатана в «Чтении в Беседе любителей русскоге слова», 1813 г., ч. XI, стр. 95-96; написана не позднее июня 1813 г. (ценз. разр. от 23 июня 1813 г.). Автограф: ПД 1.

По свидетельству близко знавшего Крылова М. Лобанова, басня высмеивала заседания Беседы любителей русского слова с обычными для них чтениями длинных и скучных произведений ее участников. «В «Беседе русского слова», бывшей в доме Державина, приготовляясь к публичному чтению, просили его прочитать одну из его новых басен, которые были тогда лакомым блюдом всякого литературного пира и угощения. Он обещал, но на предварительное чтение не явился, а приехал в Беседу во время самого чтения, и довольно поздно. Читали какую-то чрезвычайно длинную пьесу, он сел за стол. Председатель отделения А. С. Хвостов... вполголоса спрашивает у него: «Иван Андреевич, что, привезли?» - «Привез».- «Пожалуйте мне».- «А вот ужо, после». Длилось чтение, публика утомилась, начали скучать, зевота овладевала многими. Наконец дочитана пьеса. Тогда Иван Андреевич, руку в карман, вытащил измятый листок и начал: «Демьянова уха». Содержание басни удивительным образом соответствовало обстоятельствам, и приноровление было так ловко, так кстати, что публика громким хохотом от всей души наградила автора за басню» (М. Лобанов, «Жизнь и сочинения И. А. Крылова»,СПБ., 1847 г. стр. 55). Это свидетельство М. Лобанова, являвшегося участником Беседы, находит свое подтверждение и в нравоучительной концовке басни, обращенной к «писателю».

Их близость видна, радикально закрыта и, скорее всего, некодирована. Жизнь среди Лес Хоммс, между домом и песней прерывается эр, вторжение истины, в которой значение «мы» двигаюсь народ потерял сейчас, но живая и непобедимы в вашем путанице. Удивительно думать, что это стихотворение указывает на способ порождения кризиса современности, который еще не поглотил буржуазные чувства, но который перемещает человека в социальное пространство и в мир, где встреча привлекает субъекта в переживании неожиданной разницы.

Откройте все, кто придет к вам. Пусть это собрание изменит вас. В то же время, важно, кто говорит в этом стихотворении: уверенный человек. Во время приостановки он обнаруживает шанс и не нуждается в логике рынка, чтобы гарантировать его ценность, или интимное признание чего-то официально нормального или дома, чтобы удостовериться, что у него есть границы. Он не может занимать какое-либо место и не имеет значения. Этот случай оптимизма может или не может рассматриваться как жестокий оптимизм: трудно сказать.

Этот момент напоминает о сексуальном шоке, вызванном Вирджинией Вульф: «Хлоя любила Олив». Он пришел ко мне и заставил меня разорвать договор с небесами о том, что он не гей. Квинс и религиозная привязанность открывают пространство связи и восхищения: в лучшем случае жизнь - это образ кризисов. Жизнь была сломана, и, как сказал Бадью, догнал событие, требующее верности.

Однако это событие не только автобиографично. Эшберри заканчивает это стихотворение с размышлением о том, что произойдет, если мы допустим, что мы с тобой постоянно меняемся. Это не биография вообще. Эстетический и сексуальный сценарий вводит безличный режим, который полностью воспринимается и отвлекается - и в относительности и в мире.

Рукописные варианты (ПД):

Демьянова уха

"Соседушка, мой свет!
Пожалуйста, покушай".
"Соседушка, я сыт по горло". - "Нужды нет,
Еще тарелочку; послушай:
Ушица, ей-же-ей, на славу сварена!"
"Я три тарелки съел". - "И, полно, что за счеты;
Лишь стало бы охоты,
А то во здравье: ешь до дна!
Что за уха! Да как жирна:
Как будто янтарем подернулась она.
Потешь же, миленький дружочек!
Вот лещик, потроха, вот стерляди кусочек!
Еще хоть ложечку! Да кланяйся, жена!"
Так потчевал сосед Демьян соседа Фоку
И не давал ему ни отдыху, ни сроку;
А с Фоки уж давно катился градом пот.
Однако же еще тарелку он берет:
Сбирается с последней силой
И - очищает всю. "Вот друга я люблю! -
Вскричал Демьян. - Зато уж чванных не терплю.
Ну, скушай же еще тарелочку, мой милой!"
Тут бедный Фока мой
Как ни любил уху, но от беды такой,
Схватя в охапку
Кушак и шапку,
Скорей без памяти домой -
И с той поры к Демьяну ни ногой.

Сейсмическая сейсмичность достигается путем представления в контексте интимных отношений, не определенных выражением, выражаемых жестом близости, который открывает пространство между двумя людьми, которые просто стоят там, соединенными вместе. Структурные преобразования в общественной сфере, Хабермас говорит о разделении нормативного бытия на государственной и частной сфере с точки зрения раскола современного человека, который является одновременно человеком и человеком дома рынка. Философ предполагает, что проблема буржуазной жизни и эмоциональной сущности в капиталистической современности - это управление отношениями между этими сферами.

Писатель, счастлив ты, коль дар прямой имеешь;
Но если помолчать вовремя не умеешь
И ближнего ушей ты не жалеешь,
То ведай, что твои и проза и стихи
Тошнее будут всем Демьяновой ухи.

Примечания:

Впервые напечатана в «Чтении в Беседе любителей русскоге слова», 1813 г., ч. XI, стр. 95-96; написана не позднее июня 1813 г. (ценз. разр. от 23 июня 1813 г.). Автограф: ПД 1 .

Буржуа - это тот, кто играет важную роль в его социальных отношениях в соответствии с правилами, регулирующими рынок. К определенной сфере люди приписывают это людям, которые ценят свойство как ценное в контексте своих товаров и их самоконтроля. Существует собственность для буржуа, есть дом, и в этом доме он является маленьким правителем, и каждый признает его власть везде, где он осуществляет свою власть над имуществом. В то же время человек культивирует самооценку, по существу сформированную в эмоциональных, нефинансовых сделках.

В стихе говорится: «На самом деле не было никакой причины для радости» - не было причин радоваться истине или объективности. Существует скорее ожидание близости. Событие живой близости, как описано в работе Эшберри, происходит за пределами дома или города, вместо того, чтобы действовать не в какой-либо сфере. Но это не будет потеряться в близости с кем-то и потерять себя, но восхитительно. Любая интерсубъективность, существующая там, не имеет никакого содержания, но она возникает при одновременном прослушивании, в сцене субъективного опыта, которую можно увидеть только и не услышать от поэта и его «его».

По свидетельству близко знавшего Крылова М. Лобанова, басня высмеивала заседания Беседы любителей русского слова с обычными для них чтениями длинных и скучных произведений ее участников. «В «Беседе русского слова», бывшей в доме Державина, приготовляясь к публичному чтению, просили его прочитать одну из его новых басен, которые были тогда лакомым блюдом всякого литературного пира и угощения. Он обещал, но на предварительное чтение не явился, а приехал в Беседу во время самого чтения, и довольно поздно. Читали какую-то чрезвычайно длинную пьесу, он сел за стол. Председатель отделения А. С. Хвостов... вполголоса спрашивает у него: «Иван Андреевич, что, привезли?» - «Привез».- «Пожалуйте мне».- «А вот ужо, после». Длилось чтение, публика утомилась, начали скучать, зевота овладевала многими. Наконец дочитана пьеса. Тогда Иван Андреевич, руку в карман, вытащил измятый листок и начал: «Демьянова уха». Содержание басни удивительным образом соответствовало обстоятельствам, и приноровление было так ловко, так кстати, что публика громким хохотом от всей души наградила автора за басню» (М. Лобанов, «Жизнь и сочинения И. А. Крылова»,СПБ., 1847 г. стр. 55). Это свидетельство М. Лобанова, являвшегося участником Беседы, находит свое подтверждение и в нравоучительной концовке басни, обращенной к «писателю».

Их близость видна, радикально закрыта и, скорее всего, некодирована. Жизнь среди Лес Хоммс, между домом и песней прерывается эр, вторжение истины, в которой значение «мы» двигаюсь народ потерял сейчас, но живая и непобедимы в вашем путанице. Удивительно думать, что это стихотворение указывает на способ порождения кризиса современности, который еще не поглотил буржуазные чувства, но который перемещает человека в социальное пространство и в мир, где встреча привлекает субъекта в переживании неожиданной разницы.

Откройте все, кто придет к вам. Пусть это собрание изменит вас. В то же время, важно, кто говорит в этом стихотворении: уверенный человек. Во время приостановки он обнаруживает шанс и не нуждается в логике рынка, чтобы гарантировать его ценность, или интимное признание чего-то официально нормального или дома, чтобы удостовериться, что у него есть границы. Он не может занимать какое-либо место и не имеет значения. Этот случай оптимизма может или не может рассматриваться как жестокий оптимизм: трудно сказать.