Исследованием типологии языков занимались в разное время такие выдающиеся лингвисты, как А. Шлейхер, Э. Сепир, Дж. Гринберг, а также А. А. Реформатский, Головин Б. Н., Маслов Ю. С. и многие другие. Тема актуальна и сейчас, и будет актуальна в будущем, поскольку языки развиваются непрерывно, и с развитием в них происходят изменения уровней синтетичности и аналитичности, что интересует языкознание.
1. Типологическая классификация языков
Согласно работе Вендиной Т. И.: «Типологическая классификация языков – это классификация, устанавливающая сходства и различия языков в их наиболее важных свойствах грамматического строя (не зависящих от их генетического родства) с целью определения типа языка, его места среди других языков мира. В типологической классификации языки объединяются на основе общих признаков, отражающих наиболее существенные черты языковой системы, т.е. система языка является той точкой отсчета, на которой строится типологическая классификация.»
Согласно Маслову Ю. С.: «Наиболее разработанной является морфологическая типология, учитывающая ряд признаков. Из них самыми важными являются: 1) общая степень сложности морфологической структуры слова и 2) типы грамматических морфем, используемых в данном языке, в частности в качестве аффиксов. Оба признака фактически фигурируют уже в типологических построениях XIX в., а в современном языковедении их принято выражать количественными показателями, так называемыми типологическими индексами. Метод индексов был предложен американским лингвистом Дж. Гринбергом, а затем усовершенствован в трудах ученых разных стран
(Цит. по Гринберг Дж., «Квантитативный подход к морфологической типологии языков».) Общая степень сложности морфологической структуры слова может быть выражена количеством морфов, приходящимся в среднем на одну словоформу. Это так называемый индекс синтетичности, вычисляемый по формуле M/W , где М - количество морфов в отрезке текста на данном языке, a W (от англ. word) - количество речевых слов (словоупотреблений) в этом же отрезке. Разумеется, для подсчета нужно брать естественные и более или менее типичные тексты на соответствующем языке (обычно берутся тексты длиной не менее 100 словоупотреблений). Теоретически мыслимым нижним пределом для индекса синтетичности является 1: при такой величине индекса количество морфов равно количеству словоупотреблений, т. е. каждая словоформа является одноморфемной. В действительности нет ни одного языка, в котором каждое слово всегда совпадало бы с морфемой, поэтому при достаточной длине текста величина индекса синтетичности всегда будет выше единицы. Наиболее низкую величину Гринберг получил для вьетнамского: 1,06 (т. е. на 100 слов 106 морфов). Для английского он получил цифру 1,68, для санскрита - 2,59, для одного из эскимосских языков - 3,72. Для русского языка, по подсчетам разных авторов, получены цифры от 2,33 до 2,45.
Языки с величиной индекса ниже 2 (помимо вьетнамского и английского, китайский, персидский, итальянский, немецкий, датский и др.) называют аналитическими, с величиной индекса от 2 до 3 (помимо русского и санскрита, древнегреческий, латынь, литовский, старославянский, чешский, польский, якутский, суахили и др.) - синтетическими и с величиной индекса выше 3 (помимо эскимосских, некоторые другие палеоазиатские, америндейские, некоторые кавказские языки) - полисинтетическими.»
Т. И. Вендина так же, как и Ю. С. Маслов, отмечает, что самая известная из типологических классификаций – морфологическая классификация языков. Согласно её исследованию, языки делятся по способу соединения морфем, выражающих то или иное грамматическое значение на три основных типа:
1) изолирующие (или аморфные) языки: для них характерно отсутствие форм словоизменения и соответственно формообразующих аффиксов. Слово в них «равно корню», поэтому такие языки иногда называют корневыми языками. Связь между словами менее грамматична, но грамматически значим порядок слов и их семантика. Слова, лишенные аффиксальных морфем, как бы изолированы друг от друга в составе высказывания, поэтому эти языки называют изолирующими (к ним относятся китайский, вьетнамский, языки Юго-Восточной Азии и др.). В синтаксической структуре предложения таких языков чрезвычайно важен порядок слов: подлежащее всегда стоит перед сказуемым, определение – перед определяемым словом, прямое дополнение – после глагола (ср. в китайском языке: гао шань ‘высокие горы’, но шань гао -’горы высоки’);
2) аффиксирующие языки, в грамматическом строе которых важную роль играют аффиксы. Связь между словами более грамматична, слова имеют аффиксы формообразования. Однако характер связи между аффиксом и корнем и характер передаваемого аффиксом значения в этих языках может быть разным. В связи с чем в аффиксирующих языках выделяют языки флективного и агглютинативного типа:
а) флективные языки (<лat. flexio ‘сгибание’, т.е. языки гибкого типа) – это языки, для которых характерна полифункциональность аффиксальных морфем (ср. в русском языке флексия -а может передавать в системе склонения существительных грамматические значения числа: ед.ч. стена и мн.ч. города; падежа: им. п. ед.ч. страна, род.п. города, вин.п. вола и рода: супруг- супруга). Наличие явления фузии, т.е. взаимопроникновения морфем, при котором проведение границы между корнем и аффиксом становится невозможным (ср. мужик + -ск -> мужицкий); «внутренняя флексия», указывающая на грамматическую форму слова (ср. нем. Bruder ‘брат’ – Brueder ‘братья’); большое число фонетически и семантически не мотивированных типов склонения и спряжения. К флективным языкам относятся все индоевропейские языки;
б) агглютинативные языки (< лат. agglutinare ‘приклеивать’, т.е. склеивающие) – это языки, являющиеся своеобразным антиподом флективных языков, т.к. в них нет внутренней флексии, нет фузии, поэтому в составе слов легко вычленяются морфемы, формативы передают по одному грамматическому значению, и в каждой части речи представлен лишь один тип словоизменения. Для агглютинативных языков характерна развитая система словоизменительной и словообразовательной аффиксации, при которой аффиксы характеризуются грамматической однозначностью: последовательно «приклеиваясь» к корню, они выражают одно грамматическое значение (например, в узбекском и грузинском языках число и падеж выражается двумя разными аффиксами, ср. дат.п. мн.ч. существительного ‘девушка’ в узбекском языке киз-лар-га ‘девушкам’, где аффикс -пар- передает значение множественного числа, а суффикс -га – значение дательного падежа, в русском же языке одна флексия -ам передает оба этих значения), поэтому в таких языках наблюдается единый тип склонения и спряжения. К агглютинативным языкам относятся финно-угорские, тюркские, тунгусо-маньчжурские, японский, корейский и др. языки;
3) инкорпорирующие (или полисинтетические) языки (< лат. in ‘в’, corpus род.п. от corporis ‘тело’, т.е. ‘внедрение, включение чего-либо в тело’, incorporo ‘вставлять’) - это языки, для которых характерна незавершенность морфологической структуры слова, позволяющая включение в один член предложения других его членов (например, в состав глагола-сказуемого может быть включено прямое дополнение). Слово «приобретает структуру» только в составе предложения, т.е. здесь наблюдается особое взаимоотношение слова и предложения: вне предложения нет слова в нашем понимании, предложения составляют основную единицу речи, в которую «включаются» слова (ср. чукотское слово-предложение мыт-купрэ-гын-рит-ыр-кын ‘сети сохраняем’, в которое инкорпорируется определение «новые» тур: мыт-тур-купрэ-гын-рит-ыр-кын ‘новые сети сохраняем’). В этих словах-предложениях содержится указание не только на действие, но и на объект и даже его признак. К инкорпорирующим языкам относятся языки индейцев Северной Америки, чукотско-камчатские и др.
По мнению Ю. С. Маслова, флективная тенденция «характеризуется случаями взаимного наложения экспонентов морфем, явлениями переразложения, опрощения, поглощения целых морфем или отдельных частей их сегментных экспонентов соседними морфемами, а также широким использованием чередований в качестве «симульфиксов». К приведенным выше примерам прибавим здесь такие, которые иллюстрируют поглощение формообразовательных аффиксов: доисторические славянские формы * leg-ti и * pek-ii превратились в лечь, печь, где аффикс инфинитива поглощен корнем, но одновременно вызывает в его последнем согласном историческое чередование; окончания русских прилагательных образовались из сочетаний именного падежного окончания и местоимения в том же падеже {белого < бiьла его и т. д.). Агглютинативная тенденция, напротив, характеризуется четкостью границ морфемных сегментов, для нее малотипичны явления опрощения и переразложения, как и использование «симульфиксов».
Ю. С. Маслов также отмечает, что агглютинативная тенденция «характеризуется гаплосемией («простозначностью», ср. др.-греч. hapltoos ‘простой’), закрепленностью каждого формообразовательного аффикса только за одной граммемой и отсюда - нанизыванием аффиксов для выражения сочетания разнородных граммем. Так, в турецк. dallardа ‘на ветках’ постфикс -lar- выражает значение множественного числа, а второй постфикс -da- - значение местного падежа (ср. местн. п. ед. ч. dalda ‘на ветке’, где число выражено нулевым аффиксом, а падеж – тем же постфиксом -da, и другие падежи множественного числа, где после -lar- стоят иные падежные постфиксы, например дат. п. dallara ‘веткам’) Гаплосемичные формообразовательные аффиксы агглютинативный языков обычно не называют «окончаниями». Иногда их обозначают термином “прилепы”.»
Принимая во внимание вышеизложенную классификации, деление языков на синтетические и аналитические согласно Маслову Ю. С. выглядит так: «С качественной стороны аналитические языки характеризуются тенденцией к раздельному (аналитическому) выражению лексических и грамматических значений лексические значения выражаются знаменательными словами, чаще всего не содержащими в себе никаких грамматических морфем, а грамматические значения - главным образом служебными словами и порядком слов. В ряде аналитических языков сильно развиты тоновые противопоставления. Аффиксы используются в малой степени, а в некоторых аналитических языках, так называемых изолирующих (вьетнамском, кхмерском, древнекитайском), их почти вовсе пет. Встречающиеся в этих языках неодноморфемные слова, как правило, являются сложными (обычно двухкорневыми). Поскольку знаменательное слово почти никогда не несет здесь в самом себе никаких показателей синтаксической связи с другими словами в предложении, оно оказывается как бы изолированным (откуда название «изолирующие»). Некоторые лингвисты, подчеркивая роль порядка слов в изолирующих языках, называют их «позиционными».
Синтетические языки с качественной стороны характеризуются тенденцией к синтезированию, объединению в рамках одной словоформы лексической (иногда ряда лексических) и одной или нескольких грамматических морфем. Эти языки, следовательно, довольно широко пользуются аффиксами. В еще большей мере нанизывание в одном слове ряда аффиксов типично для полисинтетических языков. Общее обозначение для обеих групп - аффиксальные языки. Для всех этих языков характерно высокое развитие формообразования, наличие богато разветвленных, сложных формообразовательных парадигм, построенных как ряды синтетических (иногда отчасти и аналитических) форм. В некоторых полисинтетических языках, кроме того, в более или менее широких масштабах используется инкорпорация. По этому признаку, характеризующему уже не столько структуру слова, сколько структуру синтаксических единиц, подобные языки называют «инкорпорирующими»
2. Языки синтетического и аналитического строя
Согласно Головину Б. Н., морфологическая классификация, приведенная в разделе 1 настоящей работы, не является исчерпывающей: «Обычно, когда излагают сведения о морфологической классификации языков, говорят и о различии языков аналитических и синтетических. Синтетизм и аналитизм прямого отношения к морфологической классификации не имеют. Синтетизм - это наличия в знаменательных словах таких формальных показателей, которые указывают на связи этих слов. Флексия - один из таких показателей. Аналитизм - это отсутствие показателей связи одного знаменательного слова с другим, потому такие слова передают функции показателей связи служебным словам. Однако если нет «чистых» морфологических типов, то тем более нет «чистых» аналитических или синтетических языков. Поэтому деление языков на синтетические и аналитические очень условно. Например, по традиции принято считать, что в русском языке синтетизм сильнее аналитизма, а в английском аналитизм сильнее синтетизма. Возможно, что это и так, хотя должно быть проверено при помощи какой-то строгой методики.
И. Т. Вендина тоже указывает на смешанность аналитических и синтетических черт в языках: «В чистом виде аналитизм и синтетизм не представлен ни в одном языке мира, поскольку в каждом языке имеются элементы аналитизма и синтетизма, хотя соотношение их может быть разным (ср. в русском языке наряду с преобладанием синтетизма, имеются ярко выраженные черты аналитизма, ср. выражение категории лица у глаголов прошедшего времени, образование форм будущего времени глаголов несовершенного вида, аналитические формы сравнительной и превосходной степени прилагательных и наречий и т.д.). Общие закономерности развития языков пока еще не изучены, хотя определенные тенденции в их эволюции прослеживаются. Многие языки в своей истории демонстрируют переход от синтетического строя к аналитическому (например, романские языки, ряд германских, иранские). Но их языковое развитие на этом не останавливается, и очень часто служебные слова и части речи, агглютинируясь с основой знаменательного слова, вновь создают синтетические формы. В этом отношении чрезвычайно интересна грамматическая судьба бенгальского языка: от флективного синтетического типа он постепенно перешел к аналитическому типу (исчезло старое склонение, а с ним и грамматическая категория падежа, числа, грамматический род, внутренняя флексия, зато получили широкое распространение аналитические формы), однако благодаря стяжению аналитических форм имени и глагола стали возникать новые синтетические формы с агглютинативными аффиксами (ср. глагольную форму korčhilam ‘я делал’, в которой kor - ‘корень’, čhi - морфема, которая восходит к служебному глаголу со значением ‘быть’, -l- -суффикс прошедшего времени, -am – флексия 1 лица’), появилось даже новое склонение из четырех падежей. История языков свидетельствует, что нередко в грамматической системе одного и того же языка синтетические конструкции могут вытесняться аналитическими (например, падежные формы предложно-падежными и далее предложными при отсутствии склонения, как, например, в болгарском) или на базе аналитических конструкций могут образовываться синтетические вследствие утраты служебного элемента (ср. в др.-рус. языке формы прошедшего времени есмь ходилъ и в современном русском ходил ). Синтетические и аналитические формы могут сосуществовать даже в пределах одной парадигмы (ср. рус. никто, ни у кого). Более того, в языках постоянно формируются образования аналитического типа, поскольку сочетания слов являются наиболее простым, мотивированным способом обозначения предметов и явлений внешнего мира. Однако в дальнейшем эти образования могут трансформироваться в синтетические формы (ср. обозначение черники в русском языке: черная ягода - черника).
Реформатский А. А. отмечает, что «к вопросу о синтетическом и аналитическом строе языков можно подходить по-разному. Что это вопрос грамматический, никто не спорит, но одни исследователи в определении этого важного вопроса идут от морфологии, другие – от синтаксиса. Однако есть и третий путь: идти от классификации грамматических способов и их употребления в том или ином языке. При этом соблюдаются интересы и морфологии, и синтаксиса.
Все грамматические способы можно разделить на два принципиально различных типа: 1) способы, выражающие грамматику внутри слова, – это внутренняя флексия, аффиксация, повторы, сложения, ударение и супплетивизм, 2) способы, выражающие грамматику вне слова, – это способы служебных слов, порядка слов и интонации. Первый ряд способов называется синтетическим, второй – аналитическим.
Подробнее о способах выражения грамматических значений в языках аналитического и синтетического типов пишет Маслов Ю. С.:
«Особой грамматической структурой обладают аналитические образования. Они представляют собой сочетания знаменательного и служебного слов (иногда знаменательного и нескольких служебных), функционирующие как одно знаменательное слово отдельная словоформа, ряд словоформ или целая лексема.
1. Аналитические образования, которые функционируют в качестве словоформ того или иного слова, имеющего и неаналитические (синтетические) словоформы, называются аналитическими формами. Мы уже встречались выше с аналитическими формами глагольных времен (русск. буду писать, англ. I’ll write, нем. ich werde schreiben и т. п.) и наклонений (русск. писал бы, англ. I should write и т. д.). Имеются аналитические формы глагольного вида, например так называемый Progressive в английском языке (I am writing ‘я пишу в данный момент’, I was writing ‘я писал в тот момент’), аналитические формы залога, в частности страдательного (нем. der Brief wird geschrieben ‘письмо пишется’), у прилагательных и наречий аналитические формы степеней сравнения (фр. plus fort ‘сильнее’, le plus fort ‘самый сильный’). Сочетания знаменательных слов с предлогами правомерно рассматривать как аналитические формы падежей (ср. нем. mit dem Bleistift или болг. смолив, равнозначное русскому тв. п. карандашом, англ. of my friend или фр. de mon ami, равнозначное русск. род. п. моего друга; русск. в город, равнозначное финскому так называемому иллативу kaupunkiin). Сочетания с артиклем в английском, немецком, французском, испанском и в некоторых других языках суть аналитические формы выражения «определенности» и «неопределенности».
Иногда аналитическая форма может быть более или менее синонимична параллельно существующей синтетической. Так, «Эта комната более теплая» = «Эта комната теплее», англ. «the son of mу friend» == «mу friend’s son». В других случаях аналитическая форма не имеет даже приблизительного синонима в числе синтетических форм, но противопоставлена синтетической форме в рамках грамматической категории. Так, в русском языке сложное будущее несовершенного вида и сослагательное наклонение, в английском языке конкретно-процессный вид (Progressive), во французском сравнительная и превосходная степени не имеют синтетических параллелей, но участвуют в грамматических категориях, противополагаясь синтетическим формам. Ср.:
I am (was) writing: l write (wrote) и т. д. (категория вида)
Бывает и так, что в словах одного разряда какая-то граммема выражается посредством синтетической, а в словах другого разряда посредством аналитической формы. Ср. англ. strong ‘сильный’ сравнит, stronger превосх. strongest, easy ‘нетрудный’ easier easiest и т. д., но у многосложных прилагательных: interesting ‘интересный’ сравнит, more interesting превосх. the most interesting.
Формативы аналитических форм имеют сложную структуру: обычно они представлены сочетанием служебного слова (или нескольких служебных слов) и тех или иных аффиксов в составе знаменательного слова. Так, в русск. на столе форматив состоит из предлога на и окончания - /е/, а на стол из того же предлога и нулевого окончания. Отдельные компоненты такого сложного форматива могут быть соотнесены с отдельными компонентами сложного грамматического значения формы.
2. Аналитические образования, которые функционируют в качестве целой лексемы во всей совокупности ее форм, естественно назвать аналитическими словами. Примером могут служить глаголы типа англ. to pride oneself ‘гордиться’, нем. sich schamen ‘стыдиться’, фр. s’enfuir ‘убегать’, употребляемые всегда только с возвратным местоимением, которое (в отличие от русского возвратного аффикса -ся/-сь) является служебным словом. Глагол to pride oneself образован соединением 1) производящей основы /praid/, представленной в существительном pride ‘гордость’ (глагола «to pride» в английском языке нет, как нет в русском глагола «гордить»), и 2) словообразовательного форматива, состоящего из двух частей: а) меняющегося по лицам и числам возвратного местоимения и б) набора аффиксальных и аналитических формативов отдельных форм глагола.
Форматив синтетической (простой) словоформы тоже может быть либо одноморфемным, например, состоящим из одного окончания (в частности и нулевого), как в словоформах слова стол, либо многоморфемным, состоящим из двух и более аффиксов, что типично для русского глагола: ср. -ишь в видишь, -ла в пела, -/|o|m|t’i/- в пойдем-те. Форматив может включать также суперасегментные морфемы. Так, формативы словоформ единственного числа слова рог включают как показатель числа ударенность корня, т. е. могут быть записаны так: — #, — а и т. д.»
Интересны определения Реформатского А. А. синтетического и аналитического в языках:
«Значение этих терминов сводится к тому, что при синтетической тенденции грамматики грамматическое значение синтетизируется, соединяется с лексическими значениями в пределах слова, что при единстве слова является прочным показателем целого; при аналитической же тенденции грамматические значения отделяются от выражения лексических значений; лексические значения сосредоточены в самом слове, а грамматические выражаются либо сопровождающими знаменательное слово служебными словами, либо порядком самих знаменательных слов, либо интонацией, сопровождающей предложение, а не данное слово.
От преобладания той или другой тенденции меняется характер слова в языке, так как в языках синтетического строя слово, будучи вынутым из предложения, сохраняет свою грамматическую характеристику. Например, латинское слово filium, кроме того, что оно лексически обозначает «такое-то имя родства (сын)», показывает, что: 1) это существительное, 2) в единственном числе, 3) в винительном падеже, 4) это прямое дополнение. И для характеристики строения предложения эта «вырванная» форма filium дает многое: 1) это прямое дополнение, 2) зависящее от сказуемого – переходного глагола, 3) при котором должно стоять подлежащее1, определяющее лицо и число этого сказуемого – глагола. Слово синтетических языков самостоятельно, полноценно как лексически, так и грамматически и требует прежде всего морфологического анализа, из чего синтаксические его свойства происходят сами собой.
Слово аналитических языков выражает одно лексическое значение и, будучи вынуто из предложения, ограничивается только своими номинативными возможностями; грамматическую же характеристику оно приобретает лишь в составе предложения.
В английском «кусок» – round – это только «круг», если не знать, из какого предложения этот «кусок» вынут; конечно, это не всегда то же самое слово, что выявляется только в синтаксических контекстах (a round table – «круглый стол», a great round – «большой круг» и т. п.); русские же слова круг, круглый, кружить и без синтаксического контекста понятны как явления лексики, и поэтому они несопоставимы с английским round. Это грамматически разные явления.
Из этих общих положений есть целый ряд следствий. Одно из них состоит в том, что выражение грамматических значений в синтетических языках повторяется как в согласованных членах предложения, так и в пределах форм одного и того же слова.
Можно сравнить «перевод» с одного языка на другой такого предложения, как «Большие столы стоят.»:
Немецкий язык: Die grossen Tische stehen – множественное число выражено четыре раза: артиклем (аналитически) и аффиксами в существительном (Tisch-e), в прилагательном (gross-en) и в глаголе (steh-en) (синтетически).
Русский язык: Большие столы стоят – множественное число выражено три раза: в существительном (стол-ы), в прилагательном (больш-ие) и в глаголе (сто-ят) (синтетически).
Английский язык: The great tables stand – множественное число выражено два раза: в существительном (table-s) (синтетически) и в глаголе – отсутствием -s (stand), указывающего на единственное число в настоящем времени (синтетически).
Казахский язык: Улкэн столдар – гур – множественное число выражено только один раз: в существительном (столдар) (синтетически).
Французский язык: Les grandes tables restent debout – множественное число выражено только один раз в артикле les (аналитически)1.
Даже если сравнить образование тех же форм множественного числа в близкородственных языках, как немецкий и английский (в тех же по происхождению словах Buch, book – «книга» и Маnn, man – «человек»), видна будет тенденция синтетическая (в параллельном повторении грамматического значения) и аналитическая (в желании только один раз выразить данное грамматическое значение):
Английский язык: Множественное число выражено в каждом примере только один раз:
the book – the books 1) в book – books только внешней флексией (нет внутренней флексии, и артикль не меняется)
the man – the men 2) в man – men только внутренней флексией; артикль в английском различать число не может.
К типичным синтетическим языкам относятся древние письменные индоевропейские языки: санскрит, древнегреческий, латинский, готский, старославянский; в настоящее время в значительной мере литовский, немецкий, русский (хотя и тот и другой с многими активными чертами аналитизма); к аналитическим: романские, английский, датский, новогреческий, новоперсидский, новоиндийские; из славянских – болгарский.
Такие языки, как тюркские, финские, несмотря на преобладающую роль в их грамматике аффиксации, имеют много аналитизма в строе благодаря агглютинирующему характеру своей аффиксации; такие же языки, как семитские (например, арабский), синтетичны, потому что грамматика в них выражается внутри слова, но они скорее аналитичны по агглютинирующей тенденции аффиксации.
3. Изменение строя языков в процессе их развития
Согласно Кодухову В. И.: «Типы языка - исторически изменчивая категория; в любом языке или группе языков можно обнаружить особенности иных грамматических типов. Например, кавказские языки по морфологической классификации принадлежат к агглютинативному типу с большим удельным весом префиксации. Однако это более характерно для грузинского языка, чем для нахско-дагестанских языков, где встречаются элементы флективности и уменьшение удельного веса префиксации. Известно, что латинский и древне-болгарский были синтетическими флективными языками, тогда как французский и современный болгарский языки приобрели заметные черты аналитизма. В современном немецком языке больше синтетизма, чем в английском, но больше аналитизма, чем в русском языке.
Интересно мнение Шайкевича А. Я. по поводу изменения типологических характеристик языков: «Деление языков на три типа синтеза (аналитические, синтетические и полисинтетические) принято современной лингвистикой.
Обе типологические классификации (по «технике» и по «степени синтеза») являются морфологическими. В лингвистике делаются также попытки создать синтаксическую классификацию языков.
В процессе своего развития один и тот же язык может менять свои типологические характеристики.
В XIX в. многим лингвистам казалось, что грамматическая структура китайского языка (вэньяна) отражает самый древний этап в эволюции языка. В XX в. лингвисты обнаружили в древнекитайском языке остатки старых суффиксов, чередования гласных и согласных. Например, tsher “жена” (совр. ци); tshəs ‘женить’, (совр. ци), dhən “поле” (совр. тянь); и dhən-s «обрабатывать поле» (совр. тянь); njup ‘войти’ (совр. жу); и nup ‘впустить’ (совр. на); tjan ‘натянуть’ (совр. чжан) и dhjan ‘длинный’ (совр. чан). Значит, в китайском языке этапу изоляции предшествовал этап какого-то другого типа.
Многие языки в своей истории демонстрируют переход от синтетического строя к аналитическому. Это касается большей части индоевропейских языков: романских, германских (кроме исландского и фарерского), иранских, индийских. Максимального аналитизма достигли английский и французский языки. Но языковое развитие на этом не останавливается. Послелоги, вспомогательные глаголы и другие служебные слова, агглютинируясь с основой знаменательного слова, создают новые синтетические формы. Характерна грамматическая судьба бенгальского языка. От флективного синтетического типа древнеиндийского языка бенгальский язык перешел к аналитическому типу (вроде английского). Исчезло старое склонение (т.е. категория падежа), исчезли старые формы числа, грамматический род, внутренняя флексия. Широко распространились аналитические формы. А затем благодаря агглютинации возникали новые синтетические формы. Глагольная форма korchilam ‘я делал’ содержит корень kor, суффикс несовершенного вида chi, восходящий к служебному глаголу со значением ‘быть’, суффикс прошедшего времени l и флексию 1-го л. –am. Возникло также новое склонение из четырех падежей.
Эти факты заставляют с осторожностью относиться к проблеме прогресса в грамматике. Пока нет никаких оснований утверждать, что один язык является более прогрессивным, чем другой, или что один этап в истории языка стоит выше другого. Общие закономерности языков еще недостаточно изучены, так что в будущем наука, возможно, прольет свет на этот интересный вопрос: существует ли прогресс в языке?
Заключение
В ходе проделанной работы были рассмотрены различные виды классификации языков по 1) общей степени сложности морфологической структуры слова 2) способу соединения морфем, выражающих то или иное грамматическое значение 3) способам выражения грамматических значений и их употребления. Также были рассмотрены отличительные особенности языков синтетического и аналитического строя (на примерах отдельных языков) и случаи перехода от одного строя к другому в ходе исторического развития языка.
Существует несколько типов языков по грамматическому строю. Самые распространенные и известные: синтетический и аналитический. Например, русский язык – синтетический. Это значит, что различные грамматические значения – время, род, число – выражаются в пределах одного слова: присоединяются приставки, суффиксы, окончания. Чтобы изменить значение грамматически, нужно изменить само слово.
Английский язык – аналитический. Его грамматика строится по другим законам. В таких языках грамматические значения и отношения передаются не через изменение слова, а через синтаксис. То есть прибавляются предлоги, модальные глаголы и другие отдельные части речи и даже другие синтаксические формы. Например, в английском грамматическое значение также имеет порядок слов.
Конечно, английский нельзя назвать абсолютно аналитическим языком, как и русский не является полностью синтетическим. Это относительные понятия: просто в английском гораздо меньше флексий (окончаний, суффиксов и других частей слова, которые изменяют его), чем в русском. Но в «настоящем» аналитическом языке их не должно быть вообще.
Одна из главных черт английского аналитизма
– слова могут переходить из одной части речи в другую в том же виде. Только контекст и порядок слов помогают понять, что имеется в виду не существительное, а глагол.
Сравните:
The air
is polluted in this area.
– Воздух в этой области загрязнен.
We have to air the room. – Нам нужно проветрить комнату.
В аналитическом английском можно составлять сложные слова из нескольких слов, не меняя составные части, не используя соединительные части слова. Иногда такие «композиты» могут состоять из пяти-семи или даже больше слов.
Например:
He is an annoying I- know- everything- in- the- world student. – Он из тех раздражающих студентов, которые считают, что знают все на свете.
У каждого аналитического языка свои особенности развития.
К примеру, у английского, в отличие от других европейских языков, аналитизму больше подвержены глаголы, а не прилагательные или существительные. Чтобы изменить время глагола, часто приходится использовать вспомогательные глаголы и служебные слова, а не флексии: have been doing , was eating , will call .
Лингвисты говорят, что со временем аналитические языки становятся синтетическими, и наоборот. Вероятно, английский язык через несколько сотен лет обзаведется развернутой системой флексий и избавится от вспомогательных глаголов и предлогов. Но пока нам приходится учить сложную систему времен, многочисленные фразовые глаголы и не забывать о порядке слов в английском языке.
В языках мира существуют две основных группы способов выражения грамматических значений: 1) синтетические способы и 2) аналитические. Для синтетических способов характерно соединение грамматического показателя с самим словом (в этом мотивированность термина синтетический). Таким показателем, вносящим грамматическое значение ≪внутрь слова≫, могут быть окончание, суффикс, приставка, внутренняя флексия (т.е. чередование звуков в корне, например, теку - течет - поток), изменение ударения (ноги - ноги), супплетивное видоизменение основы слова (я - меня, хожу - иду, хороший - лучше), трансфикс (в семитских языках: состоящий из нескольких гласных комплекс, который ≪вплетается≫ в трехконсонантный корень, добавляя к нему лексико-грамматические и синтаксические значения и таким образом достраивая корень до требуемой словоформы), повтор морфемы.
Общей чертой аналитических способов является выражение грамматического значения за пределами слова, отдельно от него - например, с помощью предлогов, союзов, артиклей, вспомогательных глаголов и других служебных слов, а также с помощью порядка слов и общей интонации высказывания.
В большинстве языков есть и аналитические и синтетические средства выражения грамматических значений, однако их удельный вес бывает разным. В зависимости от того, какие способы преобладают, различают языки синтетического и аналитического типа. К синтетическим языкам принадлежат все славянские языки (кроме болгарского), санскрит, древнегреческий, латынь, литовский, якутский, немецкий, арабский, суахили и мн. др.
К языкам аналитического строя относятся все романские языки, болгарский, английский, датский, новогреческий, новоперсидский и мн. др. Аналитические способы в этих языках преобладают, однако в той или иной мере используются и синтетические и грамматические средства.
Языки, в которых почти отсутствуют возможности синтетического выражения ряда грамматических значений (как в китайском, вьетнамском, кхмерском, лаосском, тайском и др.), в начале XIX в. называли аморфными ("бесформенными"), т.е. как бы лишенными формы, но уже Гумбольдт назвал их изолирующими.
Было доказано, что эти языки отнюдь не лишены грамматической формы, просто ряд грамматических значений (именно синтаксические, реляционные значения) выражаются здесь отдельно, как бы ≪изолированно≫, от лексического значения слова.
Есть языки, в которых слово, напротив, оказывается настолько ≪переобремененным≫ разными служебными и зависимыми корневыми морфемами, что такое слово превращается по смыслу в предложение, но при этом остается оформленным как слово. Такое устройство ≪слова-предложения≫ называют инкорпорацией (лат. incorporatio - "включение в свой состав", от лат. in - "в" и corpus - "тело, единое целое"), а соответствующие языки - инкорпорирующие, или полисинтетические (некоторые индейские языки, чукотский, корякский и др.).
4. Морфологическая типология языков э.Сепира.
Новая типологическая классификация принадлежит американскому языковеду Э. Сепиру (1921). Считая, что все предшествующие классификации являются «аккуратным построением спекулятивного разума», Э. Сепир сделал попытку дать «концептуальную» классификацию языков, исходя из мысли, что «всякий язык есть оформленный язык», но что «классификация языков, построенная на различении отношений, чисто техническая» и что нельзя характеризовать языки только с одной какой-то точки зрения. Поэтому в основу своей классификации Э. Сепир ставит выражение разного типа понятий в языке: 1) корневые, 2) деривационные, 3) смешанно-реляционные и 4) чисто реляционные (См. гл. IV, § 43.). Последние два пункта понимать надо так, что значения отношений могут выражаться в самих словах (путем их изменения) совместно с лексическими значениями - это смешанно-реляционные значения; или отдельно от слов, например порядком слов, служебными словами и интонацией, - это чисто реляционные понятия.Второй аспект у Э. Сепира - это та самая «техническая» сторона выражения отношений, где все грамматические способы сгруппированы в четыре возможности:а) изоляция (т. е. способы служебных слов, порядка слов и интонации), b) агглютинация, с) фузия (автор сознательно разделяет два вида аффиксации, так как их грамматические тенденции очень различны) (Там же.) и d) символизация, где объединены внутренняя флексия, повтор и способ ударения. (В случае тонового ударения, например в языке шиллук (Африка) jit с высоким тоном - «ухо», а с низким - «уши» - очень схожий факт с чередованием гласных). Третий аспект - это степень «синтезирования» в грамматике в трех ступенях: аналитическая, синтетическая и полисинтетическая, т. е. от отсутствия синтеза через нормальное синтезирование к полисинтетизму как «сверхсинтезированию» (от греческогоpolys - «много» и synthesis - «соединение»). Из всего сказанного у Э. Сепира получается классификация языков, приведенная в таблице:
|
Основной тип |
Степень синтеза | ||
|
А. Простые чисто реляционные языки |
1) Изолирующий 2) Изолирующий с агглютинацией |
Аналитический |
Китайский, аннамский (вьетнамский), эве, тибетский |
|
Б. Сложные чисто реляционные языки |
1) Агглютинирующий, изолирующий |
Аналитический |
Полинезийские |
|
2) Агглютинирующий |
Синтетический |
Турецкий |
|
|
3) Фузионно-агглютинирующий |
Синтетический |
Классический тибетский |
|
|
4) Символический |
Аналитический | ||
|
В. Простые смешанно-реляционные языки |
1) Агглютинирующий |
Синтетический | |
|
2) Фузионный |
Аналитический |
Французский |
|
|
Б. Сложные смешанно-реляционные языки |
1) Агглютинирующий |
Полисинтетический | |
|
2) Фузионный |
Аналитический |
Английский, латинский, греческий |
|
|
3) Фузионный, символический |
Чуть синтетический |
Санскрит |
|
|
4) Символико-фузионный |
Синтетический | ||
| Агглютинативные языки | |||
| Полисинтетические языки | |||
| Олигосинтетические языки | |||
| Морфосинтаксическая | |||
|---|---|---|---|
| Морфосинтаксическое кодирование | |||
| Номинативная | |||
| Эргативная | |||
| Филиппинская | |||
| Активно-стативная | |||
| Трёхчленная | |||
| Типология порядка слов | |||
Wikimedia Foundation . 2010 .
Смотреть что такое "Аналитический язык" в других словарях:
АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЯЗЫК - (англ. analitic language). Язык, для которого характерно выражать грамматические отношения с помощью вспомогательных слов и порядка слов в предложении (например, в английском языке), а не падежных окончаний, как в синтетических языках (например,… … Новый словарь методических терминов и понятий (теория и практика обучения языкам)
АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЯЗЫК - (англ. analytic language) любой язык, для которого характерно выражать грамматические отношения с помощью дополнительных слов, а не окончаний. В таких языках, особенно англ., порядок слов регулируется специальными синтаксическими правилами.… … Большая психологическая энциклопедия
АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЯЗЫК - Любой язык, в котором наблюдается тенденция выражать грамматические связи при помощи вспомогательных слов в большей степени, чем с помощью изменения формы слова. Синтаксические отношения в таких языках выражаются в основном порядком слов… … Толковый словарь по психологии
- (фр.). Свойственный или принадлежащий анализу. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А.Н., 1910. АНАЛИТИЧЕСКИЙ [гр. analytikos] 1) относящийся к анализу, основанный на применении анализа; 2) а. философия направление… … Словарь иностранных слов русского языка
Прил., употр. сравн. часто Морфология: нар. аналитически 1. Аналитическими называют такие рассуждения человека, в которых используются методы анализа, логического разбора. Аналитический подход, взгляд. 2. Если о человеке говорят, что у него… … Толковый словарь Дмитриева
Навахо Самоназвание: Diné bizaad Страны: США Регионы: Аризона, Нью Мексико, Юта, Колорадо Общее число носителей: 178 000 … Википедия
Не следует путать с изолированными языками. Лингвистическая типология Морфологическая Аналитические языки Изолирующие языки Синтетические языки Флективные языки Агглютинативные я … Википедия
- (от лат. agglutinatio приклеивание) языки, имеющие строй, при котором доминирующим типом словоизменения является агглютинация («приклеивание») различных формантов (суффиксов или префиксов), причём каждый из них несёт только одно… … Википедия
Лингвистическая типология Морфологическая Аналитические языки Изолирующие языки Синтетические языки Флективные языки Агглютинативные языки … Википедия
Книги
- Язык чам. Устные говоры восточного диалекта , Н. Ф. Алиева, Буй Кхань Тхе. Данная монография посвящена языку чам - малоизученному древнеписьменному языку народа, обитающего в Социалистической Республике Вьетнам и в Кампучии. Это австронезийский язык, утерявший в…
Исчезновение безличных конструкций в языках индоевропейского происхождения представляется нам, в первую очередь, следствием анали- тизации, то есть перехода от синтетического строя к аналитическому. Для языков, тяготеющих к аналитическому устройству (французского, английского, итальянского, испанского, болгарского, датского), характерно выражение грамматических значений не формами самих слов, а интонацией предложения, служебными словами при знаменательных словах и порядком знаменательных слов. В синтетических языках (русском, древнегреческом, латинском, старославянском, литовском), напротив, грамматические значения выражаются в пределах самого слова (аффиксацией, внутренней флексией, ударением, супплетивизмом и т.д.). А.В. Шлегель называл следующие основные характеристики аналитических языков: 1) использование определённого артикля; 2) использование подлежащего-местоимения при глаголе; 3) использование вспомогательных глаголов; 4) использование предлогов вместо падежных окончаний; 5) использование перифрастических степеней сравнения с помощью наречий (Siemund, 2004, S. 170). Поскольку многие безличные конструкции являются наследием синтетического индоевропейского праязыка (см. ниже), их структура подразумевает существование обширной падежной системы, позволяющей чётко различать подлежащее и дополнение. При исчезновении соответствующих флексий неизменно выходят из употребления и зависящие от них импер- сональные конструкции. Те же, которые не зависят от разграничения субъекта и объекта, сохраняются (в частности, погодные типа Моросит), что противоречит тезису о смене иррационального типа мышления рациональным, якобы отразившейся в исчезновении имперсонала.
Если сравнить современный английский со значительно более синтетичным древнеанглийским, окажется, что почти исчезнувшие на сегодня безличные обороты употреблялись раньше в несоизмеримо большем объёме. Вот некоторые из них.
Природа:
Hit friest (Морозит); Hit winterlamp;cep (Холодает, наступает зима); Nit hagolad (Идёт град); Hit rind (Идёт дождь); Hit smwd (Идёт снег); Hit blamp;wd (Дует (ветер)); Hit styrmd (Штормит); Hit lieht (Сверкает (молния)); Hitpunrad (Гремит (гром)); Hit (ge)widerap (Распогодилось); Hit leohtad/frumlieht/dagad (Светает); Hit sefenlamp;cd famp;fnad (Вечереет) и т.д.
Физические и ментальные состояния:
Him camp;ld (Ему холодно); Him swiercd (У него потемнело перед глазами); Hit turnep abutan his heafod (У него кружится голова); Hine sec(e)p (Ему больно); Hit (be)cymd him to adle /geyfelad (Он заболел); Hine hyngred (Ему хочется есть); Hine pyrst(ed) (Ему хочется пить); Him (ge)licad (Ему нравится); Him gelustfullad (Емурадостно); Him (ge)lyst(ed) (Ему хочется); Hine (ge)hriewd / hreowsad (Он раскаивается); Him (ge)scamap (Ему стыдно); Hine priet (Ему надоело); Him ofpynced (Ему горестно, неприятно); Him (ge)m^t(ed) / (ge)swefnad (Ему снится); Him (ge)pync(e)d (Ему кажется); Him mispync(e)d (Он заблуждается); Him (ge)tweod / (ge)tweonad (Он сомневается) и т.д.
Модальные значения:
(Hit) Behofad / (ge)neodad / bepearf (Надо); Gebyred / gedafenad / be- lim(e)d /gerist (Следует), Liefd (Можно) и т.д.
Всего в книге Н. Валена «Древнеанглийские безличные глаголы», откуда взяты эти примеры, описан 121 глагол с безличными значениями (у некоторых их было несколько), из них 17 глаголов помечены “uncertain impersonalia” (Wahlen, 1925). Достаточно подробный список безличных глаголов, употреблявшихся в различные периоды истории в английском языке, можно найти также в книге «Диахронный анализ английских безличных конструкций с экспериенцером» (Krzyszpien, 1990, р. 39-143). Все глаголы употреблялись в форме 3 л. ед. ч., то есть той же, что и в русском (McCawley, 1976, р. 192; Pocheptsov, 1997, р. 482). Субъекты при них, если таковые вообще присутствовали, стояли в дативе или аккузативе. Конструкции, не требовавшие дативных и аккузативных субъектов, в большинстве своём сохранились по сей день, остальные же, за редкими исключениями, исчезли, поскольку не вписывались в новый порядок слов «подлежащее (ном.) gt; сказуемое gt; дополнение (акк.)».
Как видно по переводам, у некоторых безличных конструкций древнеанглийского языка в русском нет точных эквивалентов, из-за чего для передачи их смысла были использованы личные конструкции. Хотя список этот далеко не полный, есть все основания полагать, что сфера безличности всё же была даже в древнеанглийском значительно менее развита, чем в современном русском. Обусловлено это, однако, не особенностями национального характера германцев, а значительной степенью аналитизации древнеанглийского. Падежей в нём было не шесть, как в древнерусском, русском и протогерманском языках (Ringe, 2006, р. 233; Букатевич и др., 1974, с. 119; Борковский, Кузнецов, 2006, с. 177; Bomhard, Kerns, 1994, р. 20), и не восемь, как в индоевропейском языке (номинатив, вокатив, аккузатив, датив, генитив, инструменталис, аблатив и локатив) («Атлас языков мира», 1998, с. 28; “The Cambridge History of the English Language”, 1992. Vol. 1, р. 4748; Brugmann, 1904, S. 417-445; Mallory, Adams, 2006, р. 56; Hudson-
Williams, 1966, р. 46; Green, 1966, р. 10; Emerson, 1906, р. 160), а всего четыре (с остатками пятого); уже тогда, как видно по примерам из первой группы, применялось, хотя и не всегда, формальное подлежащее it (д.-англ. hit); уже тогда зарождались артикли и прочие служебные слова, а двойственное число встречалось только в нескольких окостенелых формах (Jespersen, 1918, р. 24; Jespersen, 1894, р. 160; Emerson, 1906, р. 182; Moore, 1919, р. 49; Mitchell, Robinson, 2003, р. 19, 106-107; Аракин, 2003, с. 73-74, 143). Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что даже древнеанглийский отстоит от индоевропейского праязыка значительно дальше, чем современный русский. Этим обстоятельством отчасти обусловлено и меньшее количество безличных конструкций. Подчеркнём, однако, что наиболее активная фаза аналитизации датируется 1050-1350 гг., причём именно степенью синтетизма / аналитизма среднеанглийский наиболее отличается от древнеанглийского (Janson, 2002, р. 157; Meiklejohn, 1891, р. 317-318), называемого также «периодом полных окончаний» (Krapp, 1909, р. 62).
По методике типологических индексов Дж. Гринберга индекс синтетичности английского языка имеет значение 1,62-1,68, русского - 2,45-3,33 (для сравнения: древнецерковнославянского - 2,29, финского - 2,22, санскрита - 2,59, пали - 2,81-2,85, якутского - 2,17, суахили - 2,55, армянского - 2,15, турецкого - 2,86) (Зеленецкий, 2004, с. 25; Haarmann, 2004, S. 79; Siemund, 2004, S. 193; Саркисян, 2002, с. 10; Pirkola, 2001). Методика состоит в том, что на отрезке текста, содержащем 100 слов, фиксируются и подсчитываются все случаи того или иного языкового явления; в данном случае - число морфем, которое затем делится на 100. Языки со значением между 2 и 3 считаются синтетическими, более 3 - полисинтетическими, менее 2 - аналитическими. Максимум синтетизма в европейских языках наблюдается в готском (2,31), вообще в языках мира - в эскимосском (3,72), минимум синтетизма - во вьетнамском (1,06). Подсчёты проводились далеко не по всем языкам. Аналитизация некоторых индоевропейских языков видна по следующим данным: в древнеперсидском индекс синтетичности составлял 2,41, в современном персидском - 1,52; в древнегреческом - 2,07, в современном греческом - 1,82; в древнеанглийском индекс синтетичности равнялся 2,12, в современном английском - максимум 1,68 (Haarmann, 2004, S. 72). Подсчёт системного индекса синтетизма глаголов (временных форм) показал, что для русского он составляет 0,8, для английского - 0,5, для ещё более аналитичного африкаанс - 0,2; по развитию глагольного аналитизма среди индоевропейских языков лидируют германские (Зеленецкий, 2004, с. 182). Индоевропейский праязык был синтетическим, в чём, согласно И. Баллес, на нынешнем этапе исследований уже никто не сомневается (Hinrichs, 2004 b, S. 19-20, 21; cp. Haarmann, 2004, S. 78; “The Oxford History of English”, 2006, р. 13).
По шкале флективности А.В. Широковой русский относится ко второй группе (флективные языки с отдельными чертами аналитизма). В данную группу входит большинство славянских языков. Английский относится к четвёртой группе (флективно-аналитические с большим количеством аналитических черт) (Широкова, 2000, с. 81). Всего Широкова различает четыре степени аналитизма. Английский относится к группе наиболее ана- литизированных языков. К наиболее флективным (первая группа) относятся только вымершие языки: древнеиндийский, древнеиранский, латынь, старославянский. Самым архаичным в плане сохранности падежной системы считается литовский язык (Comrie, 1983, р. 208; cp. Jespersen, 1894, р. 136), в нём используется семь падежей.
Заметим, что сокращение числа падежей (а вместе с тем и флексий) наблюдается во всех индоевропейских языках, но в славянских, балтийских, армянском и осетинском языках - в меньшей степени, чем, например, в романских и германских (Востриков, 1990, с. 43). Предположительная причина этой консервативности - языковые контакты с некоторыми неиндоевропейскими языками, также имеющими богатую систему флексий (согласно Г. Вагнеру, «каждый язык находится в типологическом родстве с соседним языком» (цит. по: Haarmann, 2004, S. 75)). В случае армянского и осетинского речь идёт о контактах с кавказскими языками, в случае славянских и балтийских языков - с финно-угорскими. Вполне вероятно и действие других факторов, о которых будет сказано далее. У. Хинрихс также указывает на возможное взаимовлияние финно-угорских языков (эстонского, финского, венгерского и других) и славянских (русского, словенского, чешского и других), благодаря которому обеим группам удалось сохранить высокую степень синтетизма, сопоставимую только с синтетизмом исландского вне этой зоны (Hinrichs, 2004 b, S. 19-20). Особенно «ан- тианалитичным» оказался русский язык, по некоторым характеристикам даже удаляющийся от остальных индоевропейских языков в сторону большего синтетизма. Максимальную степень аналитизма Хинрихс отмечает у креольских языков, а также у некоторых африканских (Hinrichs, 2004 b, S. 21). Это важное замечание, если учитывать, как часто аналитическому строю приписывали выражение прогрессивности мышления, рациональности, активного отношения к жизни и т.п. Например, в языке йоруба бенуэ-конголезской семьи (Западная Африка) индекс синтетичности по Гринбергу составляет 1,09 (Pirkola, 2001).
Х. Хаарман противопоставляет (в мировом масштабе) особо синтетические языки типа финского, русского и баскского особо аналитическим типа английского, французского и шведского (Haarmann, 2004, S. 76). Среди балтийских особо консервативным он называет литовский язык, среди германских - исландский; славянские языки являются, по его мнению, особо консервативными по сравнению с современным английским из-за влияния уральских языков (Haarmann, 2004, S. 79, 83).
Рассмотрим разницу между аналитическими и синтетическими языками на конкретных примерах. Для выражения идентичного смыслового содержания в английском тексте требуется примерно на 10 % больше слов, чем в синтетическом армянском, так как в английских текстах служебные слова составляют одну треть всех слов, а в армянских - одну четверть (Саркисян, 2002, с. 5). Предлоги составляют 12 % слов в среднем английском тексте и
- % - в армянском. Л. Вайсгербер в книге «О картине мира немецкого языка» приводит следующие данные: французские переводы немецких стихов обычно содержат на 11 % больше слов, чем оригинал. Объясняется это тем, что французский язык является значительно более аналитичным, а потому склонным к применению служебных слов вместо падежных окончаний. Вместо генитива и датива переводчики используют предлоги de и а; немецкие композиты заменяются словосочетаниями, также скреплёнными предлогами (Eisenbahn gt; chemin de fer - «железная дорога») (Weisgerber, 1954, S. 251). Аналогичные трансформации можно наблюдать и при переводе с древнеанглийского на современный английский:
- вместо падежных окончаний используются предлоги или союзы: me- todes ege gt; fear of the Lord - «страх перед Господом» (генитив сменился на предлог of), dages ond nihtes gt; by day and night - «днём и ночью» (генитив сменился на предлог by), dare ylcan nihte gt; in the same night - «той же ночью» (датив сменился на предлог in), lytle werode gt; with a small band - «с небольшим отрядом» (инструментальный падеж сменился на предлог with), py ilcan geare gt; in the same year - «в тот же год» (инструментальный падеж сменился на предлог in); sunnan beorhtra gt; brighter than the sun - «ярче солнца» и Ic eom stane heardra gt; I am harder than stone - «я твёрже камня» (в обоих случаях датив был компенсирован союзом than) (Mitchell, Robinson, 2003, р. 105-106; cp. Kington Oliphant, 1878, р. 8; Crystal, 1995, р. 44; Kellner, 1892, р. 17);
- древнеанглийские композиты распадаются в современном английском на составные части или перефразируются: hell-waran gt; inhabitants of hell, storm-sa gt; stormy sea, ar-dag gt; early day, eall-wealda gt; ruler of all, hdah-gerdfa
- high reeve (chief officer) (Mitchell, Robinson, 2003, р. 56; Bradley, 1919, р. 105-106); многие вышли из употребления под давлением французской лексики: fore-elders gt; ancestors, fair-hood gt; beauty, wanhope gt; despair, earth-tilth
- agriculture, gold-hoard gt; treasure, book-hoard gt; library, star-craft gt; astronomy, learning-knight gt; disciple, leech-craft gt; medicine (Eckersley, 1970, р. 428; Bradley, 1919, р. 118-119).
С другой стороны, синтетические языки более склонны к применению аффиксации (Зеленецкий, Монахов, 1983, с. 109, 173-174, 190; Schneider, 2003, S. 76, 123; Гринберг, 1963). По данным Л.В. Саркисян, в среднестатистическом армянском тексте число используемых моделей морфемного строения в
- раза больше, чем в английском (49 моделей в армянском, 32 модели в английском) (Саркисян, 2002, с. 8). После рассмотрения подробной статистики по различным частям речи автор приходит к выводу: «Таким образом, ограничение аффиксации, во всяком случае материально выраженной, в аналитическом английском является общей тенденцией и распространяется как на знаменательные, так и на служебные слова, что отчётливо выявляется в сравнении с армянским» (Саркисян, 2002, с. 10). Если класс немецких глагольных префиксов представлен всего 8 единицами, то «Грамматика русского литературного языка» (М., 1970) перечисляет 23 единицы: если в классе имён существительных русского языка насчитывается около 100 суффиксов, то в немецком их менее 50; у прилагательных это соотношение составляет 30 к 9 (Зеленецкий, Монахов, 1983, с. 181-182). В английском насчитывается около 50 более или менее употребительных приставок и несколько меньше употребительных суффиксов (Crystal, 1995, р. 128), то есть в английском для всех частей речи используется примерно столько же аффиксов, сколько в русском только для существительных (около 100). По данным К.К. Швачко, из 100 существительных на долю образованных присоединением к производящей основе суффикса и префикса в среднем приходится в английском языке 1-2, в русском и украинском языках - 4-5; шире в русском и украинском представлены как суффиксация, так и префиксация (Швачко и др., 1977, с. 32). Если в немецком языке диминутивные суффиксы ещё встречаются (хотя и нечасто по сравнению с русским), то в более аналитическом шведском (также один из германских языков) уменьшительные формы отсутствуют практически полностью (Weisgerber, 1954, S. 46). Однако тот факт, что в синтетическом древнеанглийском уменьшительно-ласкательные суффиксы почти не употреблялись (Bradley, 1919, р. 138), может служить свидетельством первоначальной несклонности некоторых германских языковых сообществ к определённым видам деривации, обусловленной, возможно, особенностями менталитета или альтернативными способами выражения тех же значений. Несклонность к аффиксации в какой-то мере компенсируется активным словосложением. Так, частота употребления композитов в английской художественной литературе примерно в два раза выше, чем в русской и украинской (Швачко и др., 1977, с. 33). Несклонность к аффиксации проявляется также в распространённости грамматической омонимии. Например, в среднестатистическом армянском тексте омонимы потенциально возможны у 20,8 % слов, в английском тексте - у 34,4 % (Саркисян, 2002, с. 6). В английском омонимов больше, чем в немецком (Pirkola, 2001).
ought to, used to; четыре последних называются полумодальными (McArthur, 1998, р. 57). Крупнейший немецкий словарь “Muret-Sanders e-GroBworterbuch Englisch” перечисляет 12 английских и 4 немецких вспомогательных глагола. М. Дейчбейн полагает, что английский глагол to want (хотеть) в контекстах типа следующих также используется в качестве модального: It wants to be done with patience (Этим надо заниматься терпеливо); The collars want washing (Воротнички надо постирать); What he wants is a good beating (Что ему надо, так это чтобы ему задали хорошей трёпки) (Deutschbein, 1953, S. 100).
Степень синтетизма напрямую связана и со средней длиной слова (из- за более активного применения аффиксации и окончаний в синтетических языках): в русском она составляет 2,3 слога, в более аналитичном немецком - 1,6 слога, в ещё более аналитичном французском - 1,5 слога, в английском - 1,4 слога (Зеленецкий, 2004, с. 65) (по подсчётам Л.В. Саркисян, средняя длина английского слова составляет 1,34 слога (Саркисян, 2002, с. 15)). Ещё более «лаконичен» изолирующий китайский, где флексий нет вообще, то есть падеж, род и число практически не маркируются (Yinghong, 1993, S. 36, 38; Jespersen, 1894, р. 80), композиты почти не встречаются (Champneys, 1893, р. 58-59), a каждое слово состоит из одного слога и двух или трёх первичных фонем (Блумфилд, 2002, с. 192; Jespersen, 1894, р. 80). Если Евангелие на греческом содержит 39 000 слогов, Евангелие на английском - 29 000, то Евангелие на китайском - всего 17 000 (Jungraithmayr, 2004, S. 483). Изолирующие языки, к которым относится китайский, часто рассматриваются в качестве наиболее полного выражения аналитического строя. Дж. Миклджон отмечал, что существует целый пласт английской детской литературы, где все слова состоят из одного слога (для облегчения понимания), и что писать такие книги на английском несоизмеримо легче, чем на других индоевропейских языках (Meiklejohn, 1891, р. 322; cp. Bradley, 1919, р. 50-51, 77; Широкова, 2000,
с. 137). По данным Л.В. Саркисян, простые слова в английском тексте со-
4/
ставляют почти /5 от всех слов текста, в армянском же к простым словам принадлежит только половина всех слов (Саркисян, 2002, с. 7-8). Для существительных эти показатели составляют 75 % в английском и 30 % в армянском, для глаголов - 80 % и 6 %. В армянском слово может содержать до 7 морфем (у частотных слов - не более четырёх), в английском - до 5 морфем (у частотных - не более двух). Диапазон длины слова в синтетическом армянском больше, чем в аналитическом английском: до 7 слогов в армянском, до 5 - в английском (Саркисян, 2002, с. 13). В русском языке односложных слов сравнительно мало, хотя и в славянских языках наблюдалось отмирание флексий: сначала при отпадении конечных согласных благодаря действию закона открытого слога, затем - благодаря осуществившемуся в конце общеславянского периода падению редуцированных кратких гласных - еров (Иванов, 2004, с. 40). Для сравнения: на каждые 100 словоформ в английском языке в среднем приходится 56 односложных, в то время как в русском и украинском языках их число равно 10 (Швачко и др., 1977, с. 13-14). В «Энциклопедии языка и лингвистики» отмечается, что слова во флективных языках длиннее слов в изолирующих языках и короче слов в агглютинативных языках; средняя длина слов во флективных языках - 2-3 слога (“Encyclopedia of Language and Linguistics”, 2006, р. 6952). Одна из универсалий «Архива универсалий» университета Констанц гласит: “Words tend to be longer if constituent order is free than if it is rigid” (“The Universals Archive”, 2007), что мы и наблюдаем в случае жёсткого порядка слов в английском и относительно свободного в русском.
О связи имперсонала с количеством падежей скажем особо. С. Гримм пишет в статье “Subject-marking in Hindi/Urdu: A study in case and agency”, что исследования безличных конструкций в различных языках мира позволяют увидеть следующую универсальную тенденцию: если в том или ином языке развита падежная система, то высока вероятность оформления субъекта с низкой агентивностью или субъекта, подвергающегося какому-то воздействию, альтернативным падежом, не являющимся стандартным падежом подлежащего (Grimm, 2006, р. 27). В частности, у склонных к нестандартному оформлению субъектов может отсутствовать какое-то из следующих качеств или их комбинация: волитивность, осознанность совершаемого действия, воздействие на что-то при сохранении своих качеств, движение. Носители любого языка ставят под сомнение агентив- ность субъекта, если он не отдаёт себе отчёта в своих действиях (или находится в каком-то состоянии вопреки своей воле), не действует намеренно, по своему желанию, заметно для окружающих, с явным результатом для какого-то объекта и без видимого обратного воздействия на себя самого (Grimm, 2006, р. 29). Если субъект оформлен дативом, это может свидетельствовать об относительно пассивном характере субъекта, об осознанности воздействия на него и изменении каких-то его качеств. Например, в хинди и урду дативом оформляются субъекты при глаголах восприятия, мыслительной активности, долженствования, принуждения, потребности, необходимости и т.п., то есть при явном воздействии на человека извне каких-то обстоятельств, сил или других людей. Зачастую можно выбрать один из двух вариантов одной и той же конструкции, где номинативный обозначает в зависимости от контекста наличие или отсутствие волитивно- сти, а дативный - только отсутствие волитивности: хинди Tusaar khus huaa (Тушар стал счастливым) (ном.) - Tusaarko khusii huii (Тушар стал счастливым), дословно (Тушару случилось счастье) (дат.) (Grimm, 2006, р. 34). Важно отметить, что номинатив вовсе не маркирует агентивность, а только подразумевает её в определённом контексте; Гримм пишет по этому поводу: «В отличие от других падежей, номинатив может маркировать любую степень агентивности, то есть он не является маркером агентивности» (Grimm, 2006, р. 35). Это замечание позволит нам далее разобраться, почему номинативные языки типа английского вовсе не так агентивны, как утверждают многие современные этнолингвисты, исходя исключительно из оформления субъектов номинативом. Решающую роль играет не падеж субъекта, а контекст, и этот контекст может указывать на неволитивность действия или состояния субъекта вопреки оформлению именительным или общим падежом. Тот факт, что номинативные языки не могут маркировать эту разницу в значениях грамматически, свидетельствует об ограниченности языковых средств, о давлении языковой системы на носителей соответствующего языка, но никак не об их большей агентивности. Примечательно, что в языках, где смешались эргативные и номинативные структуры, для выражения большей степени волитивности / агентивности зачастую применяется эргативный падеж.
М. Ониши сообщает о следующих универсальных закономерностях употребления безличных конструкций. В языках, где падежная система позволяет разграничивать стандартное и нестандартное оформление субъекта, нестандартное оформление часто встречается в случае так называемой низкой транзитивности, то есть когда, например, субъект неодушевлён или неясен, неопределён, а также в имперфекте, при стативном значении, в сослагательном наклонении (Onishi, 2001 a, р. 5; cp. Haspelmath, 2001, р. 56). Под стативным значением автор подразумевает описание состояний в противовес описанию действий. Чтобы пережить какое-то состояние, субъекту не требуется столько же воли и воздействия на внешний мир, сколько для производства какого-то действия; более того, субъект состояния часто может быть вообще неодушевлённым (Камень лежал), что в случае производителя переходного действия, скорее, исключение (предложения типа Камень разбил стакан обычно подразумевают, что действие всё-таки было совершено кем-то одушевлённым посредством какого-то неодушевлённого орудия). В стативных конструкциях вместо глаголов часто используются прилагательные и наречия.
Далее М. Ониши упоминает в качестве особенно подверженных альтернативному оформлению субъекта группы глаголов с модальными значениями («нуждаться», «долженствовать», «мочь», «казаться», «хотеть»), глаголы с явным воздействием на субъект, имеющим для него физические последствия («иметь головную боль», «мёрзнуть», «чувствовать голод», «заболеть», «потеть», «трястись»), глаголы со слабой агентивностью субъекта и малозаметным или нулевым воздействием на объект («видеть», «слышать», «знать», «помнить», «думать», «нравиться», «ненавидеть», «сочувствовать», «скучать», «быть похожим»), глаголы психических состояний, чувств и эмоций («злиться», «грустить», «стыдиться», «удивляться»), глаголы, имеющие отношение к судьбе и случаю, глаголы обладания, нехватки, существования (Onishi, 2001 a, р. 25, 28). Если в определённом языке есть безличные конструкции с семантикой судьбы и случая, то в нём будут и безличные конструкции психических состояний, чувств, эмоций, конструкции восприятия и ментальной активности («видеть», «слышать», «знать», «вспоминать»), конструкции симпатии («нравиться», «ненавидеть», «сочувствовать», «скучать по...»), конструкции желания («хотеть»), необходимости («нуждаться», «долженствовать», «быть необходимым») и конструкции обладания, существования, недостатка («недоставать», «иметься») (Onishi, 2001 a, р. 42). Если в определённом языке субъект при глаголах желания может маркироваться нестандартно, то в этом же языке наверняка будут распространены безличные конструкции внутреннего состояния, чувств и эмоций; высока также вероятность распространённости безличных конструкций физического состояния и восприятия (Onishi, 2001 a, р. 43). Чаще всего альтернативным способом субъект маркируется в том случае, если действие совершается без его желания, независимо от его сознания и воли, если субъект не контролирует какое-то действие или состояние (Onishi, 2001 a, р. 36). Если субъект оформляется нестандартно, глагол обычно не согласуется с ним, а ставится в наиболее нейтральную форму типа русской 3 л. ед. ч. (Onishi, 2001 a, р. 6-7; cp. Bauer, 2000, р. 95). Следует подчеркнуть, что М. Ониши имеет в виду тенденции не только индоевропейских языков, но и всех языков мира. Даже в изолирующих языках, где флексий обычно нет, возможность каким-либо образом выражать датив подразумевает и наличие безличных конструкций в тех же значениях, что указаны выше, ср. яп. Kare ni wa sake ga nome nai (Он не может пить японское вино, дословно: Ему не можется...); «падежи» здесь маркируются частицами после существительных, если в данном случае вообще правомерно говорить о падежах.
М. Хаспельмат во многом повторяет сказанное М. Ониши. Здесь мы отметим его объяснение нестандартной маркировки субъекта-экспе- риенцера в языках мира. Хаспельмат полагает, что стандартная маркировка независимо от языка относится, в первую очередь, к агенсу, точнее - к активному субъекту при переходном глаголе действия (Haspelmath, 2001, р. 59). Именно такой субъект является прототипическим, и все отклонения от него обычно каким-то образом маркируются. Делается это обычно либо дативными субъектами типа фр. Ce livre luiplait (Ему нравится эта книга), греч. (современный) Tu aresi afto to vivlio (Ему нравится эта книга) (экс- периенцер стоит в дативе, второе существительное - в номинативе, причём именно от него зависит форма глагола), либо экспериенцер оформляется обычным дополнением в аккузативе, а второе существительное - подлежащим-псевдоагенсом, ср. нем. Dieses Problem beunruhigt mich (Меня волнует эта проблема); либо экспериенцер оформляется так, будто он агенс, ср. англ. He hates this book (Он ненавидит эту книгу); «он» стоит в номинативе, то есть в стандартном падеже агенса, хотя подлежащее не несёт этой семантической роли. Первый экспериенцер называется дативным, второй - пациентивным, третий - агентивным (Haspelmath, 2001, р. 60).
Европейские языки предпочитают прибегать к агентивному варианту; кельтские, кавказские и финно-угорские - к дативному, что объясняется полифункциональностью номинатива в европейских языках и наличием развитой падежной системы в остальных (Haspelmath, 2001, р. 61). Под полифункциональностью номинатива подразумевается, что он играет роль не только агенса, но и экспериенцера (I like her - Мне она нравится), и обладателя (I have it - Я имею это), и получателя (I got it - Я получил это), и местонахождения (The hotel houses 400 guests - Отель может разместить 400 гостей) (Haspelmath, 2001, р. 55). Хаспельмат приводит также любопытную статистику, демонстрирующую распределение агентивных и прочих экспериенцеров в 40 европейских языках (впрочем, «европейскость» некоторых языков можно поставить под сомнение). Проверялись глаголы со значениями «видеть», «забывать», «помнить», «мёрзнуть», «быть голодным», «хотеть пить», «иметь головную боль», «радоваться», «сожалеть» и «нравиться». Дативные экспериенцеры от пациентивных не отделялись. Все языки были распределены по шкале, где «0» обозначает, что все проверенные субъекты в макророли экспериенцера оформлены аген- тивно, «5» - что все экспериенцеры оформлены дативом или аккузативом (типа рус. Мне хочется, Меня тошнит). Вот результаты: английский (0,0)
- французский (0,12) = шведский (0,12) = норвежский (0,12) lt; португальский (0,14) lt; венгерский (0,22) lt; бретонский (0,24) = баскский (0,24) lt; греческий (0,27) lt; испанский (0,43) lt; турецкий (0,46) lt; итальянский (0,48) = болгарский (0,48) lt; голландский (0,64) lt; мальтийский (0,69) lt; немецкий (0,74) lt; сербохорватский (0,75) lt; четттский (0,76) lt; марийский (0,79) lt; лапландский (саами) (0,81) lt; литовский (0,83) = эстонский (0,83) lt; финский (0,87) lt; польский (0,88) lt; валлийский (0,92) lt; албанский (1,02) lt; удмуртский (1,09) lt; мордовский (1,16) (подразумевается, очевидно, эрзянский или мокшанский) lt; латвийский (1,64) lt; русский (2,11) lt; ирландский (2,21)
- румынский (2,25) lt; исландский (2,29) lt; грузинский (3,08) lt; лезгинский (5,0) (Haspelmath, 2001, р. 62).
Говоря о многочисленности безличных конструкций в русском языке, следует упомянуть и об его уникальности в плане приверженности синтетическому строю, так как именно развитость падежной системы делает возможной альтернативную маркировку субъекта. Хорошо известно, что многие синтетические языки индоевропейского происхождения за последние пять-шесть тысяч лет либо превратились в аналитические, либо вымерли. Например, в «Основах науки о языке» А.Ю. Мусорина (Мусорин, 2004) приводится всего три вымерших аналитических языка (бактрийский из иранской группы, далматинский из романской группы, корнский из кельтской группы, сейчас искусственно оживляемый) и 19 синтетических (см. приложение 1 b). Поскольку многие индоевропейские языки синтетического строя уже вымерли и ещё целый ряд вымирает, а движение от аналитических языков в сторону синтетических в индоевропейской семье не наблюдается вообще (cp. Жирмунский, 1940, с. 29; Hinrichs, 2004 b, S. 17-18; Haarmann, 2004, S. 82; van Nahl, 2003, S. 3; Мельников, 2000; Emerson, 1906, р. 160, 164; Широкова, 2000, с. 81; Рядченко, 1970), можно предположить, что ярко выраженная синтетичность русского языка в сочетании с его распространённостью является для данной группы языков феноменом единичным и уникальным.
С конца ХХ в. в России наблюдается ренессанс этнолингвистических теорий, связывающих с синтетическим строем или его отдельными особенностями различные негативные характеристики русского менталитета: пассивность, безвольность, тоталитарность, неуважение к личности и т.д. Ниже мы ещё неоднократно будем останавливаться на подобных утверждениях, чтобы показать их необоснованность. Здесь ограничимся одним: русская пассивность каким-то образом связана с синтетическим строем языка. Несостоятельность этого мнения видна уже по географическому распределению данного строя (см. список в приложении 1 a). Непонятно, например, почему пассивное отношение к жизни не приписывается, скажем, исландцам, чей язык также слабо подвержен аналитизации и потому по многим грамматическим характеристикам, включая развитость имперсонала, похож на русский. Кроме того, если признать высокий уровень аналитизма мерилом активного отношения к жизни, то мы будем вынуждены отнести к самым активным (аген- тивным) народам Земли некоторые африканские и папуасские племена, a среди носителей индоевропейских языков - жителей Южно-Африканской Республики, которые говорят на африкаанс (самом аналитизированном индоевропейском языке).
Добавим, что некоторые неиндоевропейские языки развиваются в настоящее время от аналитического строя к синтетическому, то есть аналитиза- ция не является универсальным процессом, свойственным всем языкам. В.В. Иванов отмечает, например, что древнекитайский представлял собой язык синтетический, современный китайский является аналитическим, но постепенно начинает возвращаться к синтетическому строю (Иванов, 1976; cp. Иванов, 2004, с. 71; Тромбетти, 1950, с. 164; Jespersen, 1894, р. 83). Он же утверждал, что нет никаких оснований предполагать всегда одно направление движения - от синтеза к анализу; автор аргументирует это тем, что современная лингвистика не в состоянии заглянуть достаточно глубоко в языковую историю (Иванов, 2004, с. 72).
Дальнейшее развитие синтетичности наблюдается в финно-угорских языках (Veenker, 1967, S. 202; Comrie, 2004, р. 422). Например, уже в исторический период увеличилось число падежей в финском и венгерском. Х. Хаарман пишет, что уральские языки, к которым принадлежат и финно-угорские, движутся не к изолирующему типу, как индоевропейские, а от изолирующего к агглютинативному (Haarmann, 2004, S. 78). Б. Комри говорит о росте синтетизма в баскском (Comrie, 2004, р. 429). В литовском уже после отделения от индоевропейского развились иллатив, аллатив и адессив, причём и в этом случае предполагается влияние финно-угорского субстрата (Comrie, 2004, р. 421). Во французском языке современная синтетическая форма будущего времени образовалась из слияния аналитических форм народной латыни и основы семантического глагола (habere («иметь») + инфинитив), то есть иногда движение в сторону синтетизма можно наблюдать и в современных аналитических языках индоевропейского происхождения (Bailey, Maroldt, 1977, р. 40). В индийских языках за хронологический промежуток немногим более двух тысячелетий осуществился циклический процесс перехода от синтетического строя к аналитическому и обратно (Климов, 1983, с. 167). Г.А. Климов постулирует цикличность превращения различных языковых типов из одного в другой (в том числе флексии и анализа), поэтому, как он полагает, нет никаких оснований говорить о прогрессе французского или английского, якобы проявляющемся в большей степени аналитизации (Климов, 1983, с. 139-140). В подтверждение своих слов Г.А. Климов приводит следующую цитату из Э. Бенвениста: все типы языков «приобрели равное право представлять человеческий язык. Ничто в прошлой истории, никакая современная форма языка не могут считаться "первоначальными". Изучение наиболее древних засвидетельствованных языков показывает, что они в такой же мере совершенны и не менее сложны, чем языки современные; анализ так называемых примитивных языков обнаруживает у них организацию в высшей степени дифференцированную и упорядоченную» (Климов, 1983, с. 150).
Ч.-Дж. Бейли и К. Маролдт при рассмотрении аналитизации английского также говорят о цикличности превращения синтетических языков в аналитические и наоборот. В первом случае речь идёт о результате чрезмерного усложнения системы, ведущего к её распаду, или смешении языков, во втором - о превращении вспомогательных частей речи в аффиксы в результате слияния (Bailey, Maroldt, 1977, р. 40-41). О цикличности синтетического и аналитического строя говорит также И. Баллес (Balles, 2004, S. 35). Теория хаоса, описываемая Х. Хаарманом, ставит под сомнение определённую направленность языкового развития, акцентируя воздействие на каждый язык случайных и непредсказуемых факторов (Haarmann, 2004, S. 77).
Таким образом, нет никаких оснований привязывать какие-то черты менталитета или уровень эволюционного / цивилизационного развития к определённому грамматическому строю или степени его сохранности по сравнению с родственными языками.
