Развитие понятий о литературных родах. Лирика и другие роды. Эпическое начало в лирике

УДК 81.367

Т.В. Чумакова

ЛИРИЧЕСКОЕ НАЧАЛО КАК ВЫРАЖЕНИЕ ЭМОЦИОНАЛЬНОСТИ В ДЕТСКИХ СКАЗКАХ И ЭПИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ А.С.ПУШКИНА

Статья посвящена проблеме представления эмоциональной семантики в художественном тексте на материале эпической поэзии А.С.Пушкина. Рассматриваются средства выражения субъективных языковых категорий в синтаксисе «Сказки о царе Салтане...». Анализируются структурно-семантические особенности риторических вопросов и восклицаний, функционирующих в речи автора и персонажей сказки.

Ключевые слова: экспрессивность, семантика эмоциональности, субъективная модальность, оценка, риторический вопрос, восклицательное предложение, эмоциональное обращение, авторская модальность в художественном тексте.

Tatyana V. Chumakova

EMOTIONAL LYRICAL EXPRESSION IN FAIRY TALES AND EPIC POETRY BY A.S.PUSHKIN

The article is devoted to the problem of representation of emotional semantics in literary text on the material of the epic poetry by Alexander S. Pushkin. The means of expression of subjective language categories in the syntax of "The tale of tsar Saltan...". Structural-semantic features of rhetorical questions and exclamations, functioning in the speech of the author and the characters in the tale are being analyzed.

Key words: expressiveness, semantics of emotion, subjective modality, rhetorical question, exclamation sentence, emotional appeal, architectural modality in literary text.

Чумакова Татьяна Викторовна - кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и методики его преподавания ФГАОУВО «Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет им. Н.И.Лобачевского» (Арзамасский филиал). 607220, г.Арзамас Нижегородской области, ул.Пландина, д.21/2, кв.24, тел.: +79030426569, e-mail: [email protected]

В современных филологических исследованиях в рамках антропоцентрического направления важное место занимает изучение «разветвленной системы актуализации фигуры говорящего в общении. Это и оценочные номинации и целые оценочные высказывания, оценочные коммуникативы, и специальные авторизующие конструкции, выражающие знания и мнения автора...» . В художественном тексте это, с одной стороны, выдвигает на первый план позицию говорящего (автора или персонажа), а с другой стороны, связано с одним из значимых качеств речи -выразительностью . Такое качество художественной речи создается на основе использования разнообразных средств системы языка: лексических, фразеологических, морфологических, синтаксических и других.

Актуальность изучения функционирования языковых единиц обусловлено развитием «целого ряда новых лингвистических дисциплин - прагматики, функциональной лингвистики, стилистики текста и др.» . Функциональный подход к явлениям языка и художественной речи соотносится с возрождением интереса к риторике во второй половине XX в., что вызвало появление термина «неориторика» . В рамках этой науки исследуются риторические фигуры (стилистические фигуры, фигуры речи), к которым относятся и такие синтаксические конструкции, как риторические вопросы, риторические обращения, риторические восклицания. Все они являются средствами выражения семантической категории экспрессивности, которая характеризуется различными формами проявления экспрессивной функции языка, его способностью выражать в содержании синтаксических единиц многообразие эмоциональных и оценочных отношений субъекта речи ко всему, что связано с процессом общения. Экспрессивность языковых единиц заключается в способности их содержательной стороны отражать эти отношения в виде особых, экспрессивных признаков. Будучи субъективными, они противостоят в языке объективному значению коммуникативных единиц .

Антропоцентрический фактор, субъективная природа объединяет такие функционально-семантические категории, как экспрессивность, эмоциональность (эмотивность), оценочность, субъективная модальность . На уровне художественного текста экспрессивные синтаксические конструкции оформляют авторскую модальность, отражающую позицию говорящего (автора текста или персонажа) .

В литературной сказке сочетаются два начала - эпическое, обусловленное жанром произведения, и лирическое, идущее от автора . Восклицательные предложения являются синтаксическим средством создания лирической экспрессии в тексте сказок А.С. Пушкина, которые по-своему выражают «полноту и динамику душевной жизни автора» . Лирическое начало воплощается в различных формах выражения в художественном тексте авторской модальности, то есть авторской позиции, авторского отношения к героям . В этом аспекте рассматриваются риторические вопросы, восклицания, функционирующие в речевых структурах персонажей «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди» (1831).

По оценкам пушкиноведов, в 30-х годах Пушкина занимала тема Дома: вопросы общества, истории освещались им с позиций «домашнего» человека. Под таким углом зрения легко было отделять добро от зла, правду от лжи. Поэт использовал особую жанровую форму стихотворной «простонародной» сказки, чтобы включить и народную точку зрения на эти вопросы . «Сказка о царе Салтане...» по своему сюжету, концовке может быть названа сказкой исполненных желаний. Уже в начальном эпизоде три девицы загадывают заветные желания, которые без промедления исполняются. Счастливый случай (например, в лице батюшки-царя «позадь забора») помогает реализовать любое человеческое желание. Однако желание желанию - рознь . «Три девицы» приходятся друг другу сестрами («Вы ж, голубушки-сестрицы...»). Осуществление мечты молодой царицы порождает недобрые чувства у ее сестер: «В кухне злится повариха, / Плачет у станка ткачиха -

И завидуют оне / Государевой жене» . Именно поэтому у них возникает желание погубить царицу и ее сына: «А ткачиха с поварихой.../Извести ее хотят...» . Это желание становится основой развития сюжета, повествования о разлучении и воссоединении семьи царя Салтана.

Лирическое начало в тексте воплощается в разнообразном обозначении эмоций персонажей. Синтаксическим средством выражения эмоциональности выступают восклицательные предложения разных функциональных типов . В повествовательных предложениях-восклицаниях выражается эмоциональная реакция персонажа на то или иное событие, например, удивление и восхищение царицы при виде большого города, возникшего на острове за одну ночь: «Та как ахнет!..» . Важным структурно-семантическим компонентом подобных предложений выступают «восклицательные слова» как, так, которые относятся к «сфере интенсификаторов», являющихся операторами субъективности и оценочности .

Противоположное чувство передается в лукавой реплике поварихи, отрицающей чудо появления города на пустом острове: «Уж диковинка, ну право, - /Подмигнув другим лукаво, /Повариха говорит, - /Город у моря стоит!» .

В тексте сказки сцены встреч корабельщиков, Гвидона и Салтана выстраиваются на основе использования риторического приема антитезы, связанной с выражением семантики противоположности в эмоциях и оценках персонажей . Сначала сестры царицы и бабушка князя Гвидона рассказывают о белке, богатырях как о чуде, а затем они со злой иронией отрицают чудесный характер увиденного корабельщиками на острове. Экспрессивным синтаксическим средством выражения эмоционально-оценочных и субъективно-модальных значений выступают риторические вопросы, с которых начинаются монологи поварихи, ткачихи и сватьи Бабарихи: «Говорит царю ткачиха: / «Что тут дивного? ну, вот! / Белка камушки грызет.Этим нас не удивишь...» . С помощью вопроса во вторичной, невопросительной функции выражается уверенность говорящего в противоположном, которая эксплицируется в синонимической парадигме исходной конструкции, ср.: Ничего тут нет дивного!

В монологе своеобразным «ответом» говорящего на собственный риторический вопрос служит восклицательная конструкция, усиливающая эмоциональную негативную оценку: «Повариха и ткачиха / Ни гугу - но Бабариха, /Усмехнувшись, говорит: / «Кто нас эти удивит? / Люди из моря выходят / И себе дозором бродят!» . Утвердительному местоименному вопросу синонимично повествовательно-отрицательное восклицательное предложение, ср.: Никто нас этим не удивит! В тексте риторическое восклицание Бабарихи, подчеркнуто пренебрежительное, создает резкий контраст описанию поразившего купцов «дива», о котором они впервые услышали от ткачихи, а увидели на острове князя Гвидона: «Каждый день идет там диво: /Море вздуется бурливо...» . Контрастность, противоречивость оценок одного и того же явления подчеркивается композиционно: монолог ткачихи о тридцати трех богатырях («в чешуе, как жар, горя») заканчивается репликой - восклицанием: «Это диво, так уж диво, Можно молвить справедливо!» . В этом контексте особой экспрессивностью выделяется восклицательное предложение фразеологизированной структуры с частицей так . В целом фразеологизированные конструкции «характеризуются идиоматичным значением,

предполагающим асимметрию означаемого и означающего, и наличием дополнительных оценочных и субъективно-модальных смыслов» . В данном случае употребляется предложение фразеологизированной структуры «со значением <.. .> высокой оценки проявления признака (Книга - так книга...)» .

В тексте сказки в составе риторических вопросов и восклицаний часто используются эмоциональные обращения в преобразованных, осложненных функциях. В их употреблении тоже прослеживается противопоставление эмоций, оценок, характеров, желаний разных героев сказки. Так, в первый раз такое обращение звучит в речи маленького Гвидона: «А дитя волну торопит: «Ты, волна моя, волна! /.Не губи ты нашу душу: /Выплесни ты нас на сушу!» . Обращение - призыв ребенка к мощной природной стихии не осталось без ответа: «И послушалась волна.». Эмоционально-оценочным рефреном звучит обращение царевны Лебеди к Гвидону, имеющее фольклорный, народно-поэтический характер: «Здравствуй, князь ты мой прекрасный! Что ты тих, как день ненастный?..» . Троекратное повторение этой конструкции в тексте обусловлено не только влиянием композиции традиционной народной сказки на литературное произведение, но и воздействием одной из смысловых доминант текста, связанной с функционально-семантической категорией желательности . Пушкин среди множества желаний персонажей выделяет первейшее - «видеть я б хотел отца» . Главный лирический мотив сказки связан с «грустью-тоскою» разлученных сына и отца. Это чувство тем более заметно на фоне внешнего благополучия, в котором оба пребывают. Ни «княжья шапка» или царский венец, ни богатства, ни свобода не дают полного счастья. Из желания видеть отца рождаются волшебные превращения князя Гвидона: с помощью «чудес» царевны он становится комаром, мухой и шмелем. Сцены встречи сына и отца описаны, казалось бы, в одних и тех же словах, но каждый раз с новой точки зрения Гвидона, который «испытывает все новые чувства: открытие знакомство; радость нового свидания, омрачаемая зрелищем отцовской печали; тоска, нетерпение, досада, наконец: что же это он все сидит и сидит в своем венце и не поддается ни на какие приманки, только и знает, что грустить да «дивиться чуду»! . В таком эмоциональном состоянии Гвидон не остается равнодушным свидетелем («А комар-то злится, злится...») того, как его близкие родственницы (родные тетки и бабушка) не хотят пустить царя Салтана навестить «чудный остров». Это показано в скоморошно-комедийных сценах укусов комара, мухи, шмеля, сопровождающихся возмущенными восклицаниями «пострадавших»: И впился комар как раз /Тетке прямо в правый глаз. ...Слуги, сватья и сестра / С криком ловят комара. / «Распроклятая ты мошка! /Мы тебя!..» .

Комплекс риторических вопросов и восклицания Салтана о решении ехать к князю Гвидону является ключевым в эмоционально-комедийной сцене, когда царь впервые проявляет настойчивость: «Что я? царь или дитя?.. Нынче ж еду!» - Тут он топнул, // Вышел вон и дверью хлопнул» . Примечательно, что это происходило без участия Гвидона: он стался дома, с женой. Сцена знакомства царицы с невестой сына показана в традициях национальной русской культуры: «И ведет ее скорей / К милой матушке своей. Князь ей в ноги, умоляя: / «Государыня - родная! / Выбрал я жену себе, /Дочь послушную тебе. / Просим оба разрешенья, / Твоего

благословенья...» . В эмоциональном обращении предстает не властительный удельный князь, а любящий и уважающий свою мать и царицу сын.

Развязка сказки, когда царь Салтан чудесным образом обретает и жену, и сына, и невестку-диво , является кульминацией развития лирического сюжета произведения. В сцене встречи эмотивность получает выражение в речи автора и персонажа в серии риторических вопросов и восклицаний: «Царь глядит - и узнаёт... /В нем взыграло ретивое! / «Что я вижу? что такое? / Как!» - и дух в нём занялся... /Царь слезами залился...» . Восклицание «Как!» обладает особой интонацией, передающей эмоциональное состояние героя: узнавание, невозможность поверить своим глазам, вымолвить хоть что-нибудь. Надо отметить, что прибытие Салтана на остров описано в эмоционально нейтральной авторской речи. Это говорит о том, что те волшебные чудеса, что видел царь по дороге: остров Буян, белка в хрустальном доме, тридцать три богатыря во главе с дядькой Черномором, - были только «присказками» к настоящей сказке счастливой семьи .

Наблюдения над функционированием риторических вопросов и восклицаний в тексте «Сказки о царе Салтане...» позволяют сделать вывод о том, что они являются синтаксическим средством воплощения лирической экспрессии в сказке, имеющей сложную жанровую природу: фольклорную, эпическую основу в сочетании с авторским, «открыто-личным, взволнованным рассказом» . В тексте литературной сказки эмотивные высказывания, синтаксически оформляющие авторскую модальность, раскрывают эмоциональность самого автора и его отношения к своим героям .

Список литературы:

1. Арзамасцева, И. Н., Николаева, С.А. Детская литература: Учебник /И.Н. Арзамасцева, С.А. Николаева. - 5-е изд., испр. - М.: Изд. центр «Академия», 2008. - 576 с.

2. Бондаренко, М.А. Выразительность речи: приемы работы на уроках в старших классах/ М.А. Бондаренко // Русский язык в школе. - 2013. - № 3. - С. 8-11.

3. Кормилицына, М.А. Усиление личностного начала в русской речи последних лет / М.А. Кормилицына // Русский язык сегодня. Вып. 2. Сб. статей /РАН. ИН-т рус. яз. Им. В.В. Виноградова. Отв. ред. Л.П. Крысин. - М.: «Азбуковник», 2003. - С. 465 - 475.

4. Лекант, П.А. Субъективная аналитическая категория интенсива в русском языке /П.А. Лекант // Русский язык в школе. - 2011.- № 7.- С. 74 - 80.

5. Матвеева, Т.В. Учебный словарь: русский язык, культура речи, стилистика, риторика / Т.В. Матвеева. - М.: Флинта: Наука, 2003. - 432 с.

6. Непомнящий, В.С. Пушкин. Русская картина мира. Добрым молодцам урок/ В.С. Непомнящий // Пушкин. Избранные работы 1960-х - 1990-х г.г. Т.1. Поэзия и судьба. - М.: «Жизнь и мысль», 2001. - 496 с.

7. Николина, Н.А. Предложения фразеологизированной структуры с частицей так / Н.А. Николина // Русский язык в школе. - 1995. - № 1. - С. 83 - 92/

8. Пушкин, А.С. Сочинения. В 3-х т. Т. 1. Стихотворения; Сказки; Руслан и Людмила. - М.: Художественная литература, 1985. - 735 с.

9. Русский язык. Энциклопедия /Гл. ред. Ф.П. Филин. - М.: Советская энциклопедия, 1979. - 432 с.

10.Чумакова Т. В., Тарасова, А.И. Парадигматический аспект изучения семантики противоположности в

начальной школе / Т. В. Чумакова, А. И. Тарасова // Молодой ученый. - 2014. - № 21 -1 (80). - С. 31-34.

11. Чумакова, Т.В. Синтаксические средства выражения авторской модальности в романе И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева» / Т.В. Чумакова // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов. Грамота. - 2014. - № 12 (42): в 3-х ч. Ч. 1. - С. 199- 201.

12. Чумакова, Т.В. Инфинитивные предложения с модальностью авторизованной желательности в поэтическом тексте / Т.В. Чумакова // Вестник Южно-Уральского профессионального института. - 2014. - № 2 (14). - С. 64 - 73

13. Чумакова, Т.В. Способы выражения эмоциональной семантики в синтаксисе романа «Евгений Онегин» / Т.В. Чумакова //Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов. Грамота. - 2015. - № 6 (48): в 2-х ч. Ч. 1. - С. 192 - 196.

14. Чумакова, Т.В. Парадигматика инфинитивных предложений фразеологизированной структуры /Т.В. Чумакова // Вестник Южно-Уральского профессионального института. - 2015. - № 1 (16) . - С. 76 - 84.

(от греч. lyrikos - произносимый под звуки лиры) - род литературный (наряду с эпосом, драмой) , предмет отображения которого - содержаниевнутренней жизни, собственное "я" поэта, а речевая форма - внутренниймонолог, преимущественно в стихах. Охватывает множество стихотворныхжанров, напр. : элегия, романс, газель, сонет, песня, стихотворение. Любоеявление и событие жизни в лирике воспроизводятся в форме субъективногопереживания. Однако "самовыражение" поэта обретает в лирике благодарямасштабности и глубине личности автора общечеловеческое значение; ейдоступна вся полнота выражения сложнейших проблем бытия. Высокие образцылирической поэзии создали Анакреонт, Катулл, арабские поэты 6-8 вв. , ЛиБо, Саади, Ф. Петрарка, Дж. Байрон; в России - А. С. Пушкин, А. А. Блок.
***********************************************************************************

Народная песня дошла до нас скорее в периоде переживания, когда многое в ней стало терять свой первоначальный смысл под влиянием христианства, новых условий жизни, а также появилось много наносного, книжного. Известные нам народные песни либо записаны со слов народа собирателями XVIII и XIX вв. , либо содержатся в старых песенниках (XVI и XVII вв.) , либо сохранились в памятниках совершенно случайно.
Лирика, лирическая поэзия воспроизводит субъективное личное чувство или настроение автора.

Начало Лирики лежит в песне, в немногих словах непосредственно выражающей настроение певца. Подобные песни можно прослушать у современных аборигенов. Когда впоследствии лирическая песнь перерастает в личность и становится готовой и хорошо выраженной формулой данного настроения или чувства, она невольно вспоминается каждому знающему её человеку, переживающему то чувство или настроение, и начинает переходить из уст в уста, становится народным достоянием. При отсутствии письменности автор быстро забывается, и сама форма легко видоизменяется сообразно личному почину каждого певца. Песнь приобретает множество вариантов, из которых наиболее удачные переживают более слабые.

Рядом с обезличиванием Л. идет и другой процесс, определяющий её форму. Первобытная лирическая поэзия не только всегда пелась, но в большинстве случаев была связана с пляской и мимикой; были в ней и элементы рассказа. Такой смешанный род поэзии называется лирико-эпической и драматической кантильоной.

Выделившись в особые роды поэзии - эпос и драму - эти элементы остаются до известной степени присущими лирической поэзии; в состав её входят картинки природы, коротенький рассказ от лица автора или предполагаемого автора, описание какой-либо сцены, места действия и проч.

Лирический

-ая , -ое .

Лирический поэт.

Являющийся лирикой.

Лирическая поэзия. Лирическое стихотворение.

Я предпочитаю твои чисто лирические произведения. Тургенев, Письмо Я. П. Полонскому, 24 дек. 1868 (5 янв. 1869).

Проникнутый лиризмом, эмоциями, полный чувства.

Лирические порывы.

И пробуждается поэзия во мне: Душа стесняется лирическим волненьем, Трепещет и звучит, и ищет, как во сне, Излиться наконец свободным проявленьем. Пушкин, Осень.

Такой, при котором эмоциональный элемент получает перевес над рассудочным; чувствительный.

Лирическое настроение.

Печальные краски неяркого ноябрьского утра настроили Петра на лирический лад. Поповкин, Семья Рубанюк.

3. муз.

Мягкий, ненапряженный по характеру звучания (о голосе).

Лирическое сопрано. Лирический тенор.

лирическое отступление

1) проникнутая лиризмом часть художественного произведения, прерывающая последовательное развитие сюжета (романа, поэмы, повести, рассказа и т. п.), в которой речь ведется от лица автора;

2) перен. (шутл.) уклонение от темы речи, беседы для выражения каких-л. чувств.

Малый академический словарь. - М.: Институт русского языка Академии наук СССР . Евгеньева А. П. . 1957-1984 .

Синонимы :

Смотреть что такое "лирический" в других словарях:

ЛИРИЧЕСКИЙ, лирическая, лирическое. 1. Прил. к лирика в 1 и 2 знач. (лит.). Лирическая поэзия. Лирический поэт. «Восторг лирический в себе я пробужу.» Некрасов. || С элементом лирики (лит.). Лирическая поэма. || С преобладанием эмоционально… … Толковый словарь Ушакова

- (греч. lyrikos, от lyra лира). Чувствительный, говоря о поэтическом произведении. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А.Н., 1910. ЛИРИЧЕСКИЙ греч. lyrikos от lyra, лира. Чувствительный, относящийся к песне.… … Словарь иностранных слов русского языка

лирический - ая, ое. lyrique adj. <лат. lyricus <гр. 1. Относящийся к одному из трех главных родов художественного творчества (наряду с эпосом и драмой). Сл. 18. Похвальные стихи и песни высокаго слога названы лирическим стихотворством. Кантемир Соч. 1… … Исторический словарь галлицизмов русского языка

Поэтичный, поэтический, нежный, мягкий, лиричный Словарь русских синонимов. лирический см. поэтичный Словарь синонимов русского языка. Практический справочник. М.: Русский язык. З. Е. Александрова … Словарь синонимов

лирический - Лирический беспорядок 1) нарушение литературных канонов в построении художественного произведения (лит., истор.); 2) перен. беспорядок (разг. шутл.). В комнате у них лирический беспорядок: всё разбросано, не убрано … Фразеологический словарь русского языка

ЛИРИЧЕСКИЙ, ая, ое. 1. см. лирика. 2. О певческом голосе: мягкий, нежный по тембру. Лирическое сопрано. Л. тенор. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949 1992 … Толковый словарь Ожегова

Прил., употр. сравн. часто Морфология: нар. лирически 1. Лирическим называют то, что имеет отношение к лирике как роду искусства, связано с ней. Лирический поэт. | Лирическая поэзия. | Лирическое стихотворение. | Лирическую поэзию она чувствовала … Толковый словарь Дмитриева

лирический - ая, ое 1) Относящийся к лирике, являющийся лирикой. Лирическая поэзия. Лирическая проза. Лирический герой. ...Пьесы Чехова следовало бы ставить не как лирические драмы, а как лирические комедии (Горький). 2) Проникнутый чувствами, исполненный… … Популярный словарь русского языка

Относящийся к сфере чувственных переживаний. (Источник: Словарь сексуальных терминов) … Сексологическая энциклопедия

I прил. 1. соотн. с сущ. лирика I, связанный с ним 2. Свойственный лирике [лирика I], характерный для неё. II прил. Характеризующийся состоянием или настроением, при котором эмоциональные элементы преобладают над рассудочными; проникнутый… … Современный толковый словарь русского языка Ефремовой

Лирический, лирическая, лирическое, лирические, лирического, лирической, лирического, лирических, лирическому, лирической, лирическому, лирическим, лирический, лирическую, лирическое, лирические, лирического, лирическую, лирическое, лирических,… … Формы слов

Книги

Лирический момент , Чайковский Пётр Ильич. Репринтное нотное издание Tchaikovsky, Pyotr`Moment lyrique`. Жанры: Impromptus; For piano; Scores featuring the piano; For 1 player. Мы создали специально для Вас, используя собственные…

Понятие литературного рода намечено в суждениях мыслителей Древней Греции. Поэт, рассуждает Сократ в третьей книге трактата Платона «Государство», может, во-первых, впрямую говорить от своего лица, что имеет место «преимущественно в дифирамбах» (по сути это важнейшее свойство лирики); во-вторых, строить произведение в виде «обмена речами» героев, к которому не примешиваются слова поэта, что характерно для трагедий и комедий (такова драма как род поэзии); в-третьих, соединять свои слова со словами чужими, принадлежащими действующим лицам (что присуще эпосу): «И когда он (поэт) приводит чужие речи, и когда он в промежутках между ними выступает от своего лица, это будет повествование» Платон. Сочинения: В 3 т. М., 1971. Т. 3. Ч. 1. С. 174 - 176.. Выделение Сократом и Платоном третьего, эпического рода поэзии (как смешанного) основано на разграничении рассказа о происшедшем без привлечения речи действующих лиц (др.-гр. дйегЭуйт) и подражания посредством поступков, действий, произносимых слов (др.-гр. мймЭуйт).

Сходные суждения мы находим в третьей главе «Поэтики» Аристотеля. Здесь коротко охарактеризованы три способа подражания в поэзии (словесном искусстве), которые по сути являются характеристиками эпоса, лирики и драмы: «Подражать в одном и том же и одному и тому же можно, рассказывая о событии, как о чем-то отдельном от себя, как это делает Гомер, или же так, что подражающий остается сам собой, не изменяя своего лица, или представляя всех изображаемых лиц как действующих и деятельных» Аристотель. Об искусстве поэзии. М., 1980. С. 45..

В эпоху Возрождения эта аристотелевская триада была конкретизирована. А.С. Минтурно в трактате «De Poetica» (1559) выделил в составе словесного искусства эпос, мелику (т. е. лирику) и сценическую поэзию (т.е. драму). От подобных суждений и тянутся нити к утратившемуся в XVIII - XIX вв. представлению об эпосе, лирике и драме как универсально значимых родах (родовых формах) литературы. Роды словесного искусства и ныне понимаются (вслед Сократу, Платону и Аристотелю) как типы отношения высказывающихся («носителей речи») к художественному целому.

Вместе с тем в XIX в. (первоначально -- в эстетике романтизма) упрочилось иное понимание эпоса, лирики и драмы: не как словесно-художественных форм, а как неких умопостигаемых сущностей, фиксируемых философскими категориями: литературные роды стали мыслиться как типы художественного содержания. Тем самым их рассмотрение оказалось отторгнутым от поэтики (учения именно о словесном искусстве). Так, Шеллинг лирику соотнес с бесконечностью и духом свободы, эпос -- с чистой необходимостью, в драме же усмотрел своеобразный синтез того и другого: борьбу свободы и необходимости Шеллинг Ф.В. Философия искусства. М., 1996. С. 396 - 399.. А Гегель (вслед за Жан-Полем) характеризовал эпос, лирику и драму с помощью категорий «объект» и «субъект»: эпическая поэзия -- объективна, лирическая -- субъективна, драматическая же соединяет эти два начала Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. М., 1968. Т. 3. С. 419 - 420.. Благодаря В.Г. Белинскому как автору статьи «Разделение поэзии на роды и виды» (1841) гегелевская концепция (и соответствующая ей терминология) укоренились в отечественном литературоведении. В XX в. роды литературы неоднократно соотносились с различными явлениями психологии (воспоминание, представление, напряжение), лингвистики (первое, второе, третье грамматическое лицо), а также с категорией времени (прошлое, настоящее, будущее).

Однако традиция, восходящая к Платону и Аристотелю, продолжает жить и является весьма авторитетной. Роды литературы как типы речевой организации литературных произведений -- это неоспоримая надэпохальная реальность, достойная пристального внимания Хализев В.Е. Драма как род литературы (поэтика, генезис, функционирование). М., 1986. С. 22 - 38..

На природу эпоса, лирики и драмы проливает свет теория речи, разработанная в 1930-е годы немецким психологом и лингвистом К. Бюлером, который утверждал, что высказывания (речевые акты) имеют три аспекта. Они включают в себя, во-первых, сообщение о предмете речи (репрезентация); во-вторых, экспрессию (выражение эмоций говорящего); в-третьих, апелляцию (обращение говорящего к кому-либо, которое делает высказывание собственно действием) Бюлер К. Теория языка. Репрезентативная функция языка. М., 1993. С. 34 - 38.. Эти три аспекта речевой деятельности взаимосвязаны и проявляют себя в различного типа высказываниях (в том числе -- художественных) по-разному. В лирическом произведении организующим началом и доминантой становится речевая экспрессия. Драма акцентирует апеллятивную, собственно действенную сторону речи, и слово предстает как своего рода поступок, совершаемый в определенный момент развертывания событий. Эпос тоже широко опирается на экспрессивные и апеллятивные начала речи (поскольку в состав произведений входят высказывания героев, знаменующие их действия). Но доминируют в этом литературном роде сообщения о чем-то внешнем говорящему, явленные в форме повествования.

С этими свойствами речевой ткани лирики, драмы и эпоса органически связаны (и именно ими предопределены) также иные свойства родов литературы: способы пространственно-временной организации произведений; своеобразие явленности в них человека; формы присутствия автора; характер обращенности текста к читателю. Каждый из родов литературы, говоря иначе, обладает особым, ему присущим комплексом свойств. Деление литературы на роды не совпадает с ее членением на поэзию и прозу. В обиходной речи лирические произведения нередко отождествляются с поэзией, а эпические -- с прозой. Подобное словоупотребление неточно. Каждый из литературных родов включает в себя как поэтические (стихотворные), так и прозаические (нестихотворные) произведения.

Понятие эпического и лирического

В теории литературных родов имеют место серьезные терминологические проблемы. Слова «эпическое» («эпичность»), «драматическое» («драматизм»), «лирическое» («лиризм») обозначают не только родовые особенности произведений, о которых шла речь, но и другие их свойства. Эпичностью называют величественно-спокойное, неторопливое созерцание жизни в ее сложности и многоплановости, широту взгляда на мир и его приятие как целостности. В этой связи нередко говорят об «эпическом миросозерцании», художественно воплотившемся в гомеровских поэмах и ряде позднейших произведений («Война и мир» Л.Н. Толстого). Эпичность как идейно-эмоциональная настроенность может иметь место во всех литературных родах -- не только в эпических (повествовательных) произведениях, но и в драме («Борис Годунов» А.С. Пушкина) и лирике (цикл «На поле Куликовом» А.А. Блока). Драматизмом принято называть умонастроение, связанное с напряженным переживанием каких-то противоречий, с взволнованностью и тревогой. И, наконец, лиризм -- это возвышенная эмоциональность, выраженная в речи автора, рассказчика, персонажей. Драматизм и лиризм тоже могут присутствовать во всех литературных родах. Так, исполнены драматизма роман Л.Н. Толстого «Анна Каренина», стихотворение М.И. Цветаевой «Тоска по родине». Лиризмом проникнуты роман И.С. Тургенева «Дворянское гнездо», пьесы А.П. Чехова «Три сестры» и «Вишневый сад», рассказы и повести И.А. Бунина. Эпос, лирика и драма, таким образом, свободны от однозначно-жесткой привязанности к эпичности, лиризму и драматизму как типам эмоционально-смыслового «звучания» произведений.

Оригинальный опыт разграничения этих двух рядов понятий (эпос -- эпическое и т.д.) в середине нашего века предпринял немецкий ученый Э. Штайгер. В своей работе «Основные понятия поэтики» он охарактеризовал эпическое, лирическое, драматическое как явления стиля (типы тональности -- Tonart), связав их (соответственно) с такими понятиями, как представление, воспоминание, напряжение. И утверждал, что каждое литературное произведение (независимо от того, имеет ли оно внешнюю форму эпоса, лирики или драмы) соединяет в себе эти три начала: «Я не уясню лирического и драматического, если буду их связывать с лирикой и драмой».

Если для лирики как рода характерна прямо-оценочная точка зрения, то осложнение лирики эпическим началом означает гораздо более широкое, чем в чистой лирике, использование пространственной и временной точек зрения. Рассмотрим их взаимодействие на примере стихотворения Блока «На железной дороге» (I, 355-356).

Эпическое начало в стихотворении обнажено. Оно особенно резко бросается в глаза, если сосредоточиться на центральной части. Явно эпичен прежде всего самый ее конфликт. Есть человек и есть враждебная ему неодолимая внеличная сила социальной структуры общества. Ничто, в конце концов, лично не виноват в том, что случилось: ни гусар, промелькнувший в вагонном окне, ни кто-нибудь другой. Возможные частные коллизии оставлены за пределами текста, случайные и временные обстоятельства сняты. Остаются молодость, красота, жажда жизни - и их фатальная нереализуемость; человек - и роковая грозная сила, подминающая его под себя.

Конфликтом определяется самый тип сюжета... Человеческая судьба развертывается в стихотворении в ее социальной обусловленности. Человек на наших глазах проходит свой недолгий земной путь. Во всем этом нельзя не видеть осуществления принципа эпического повествования. Как в современном эпическом произведении, сюжет строится на сцеплении и смене сцен-описаний: во рву, перед приходом поезда, на перроне.

Текст каждого из этих описаний организуется пространственной точкой зрения повествователя, то самостоятельной, то совмещенной со взглядом кого-то из героев. Как и положено в эпическом произведении, мы всегда

можем здесь с известной степенью точности определить расстояние: близкое в первой строфе (лежит и смотрит, как живая), далекое во второй (шум и свист за ближним лесом) и шестой (поезд в даль умчало) и т. п.

Описания насыщены колоритными вещными зрительными деталями (что также очень характерно для эпоса), такими деталями, за которыми субъект сознания непосредственно не ощутим. Здесь и некошенный ров, и цветной платок, и длинная платформа, и навес, и огни приближающегося поезда, и вагоны - желтые, синие, зеленые, и блеклые кусты, и алый бархат.

И все же - перед нами лирическое произведение, в котором эпическое начало находится по отношению к лирическому в подчиненном и служебном положении. Если до сих пор мы сознательно опускали все, что свидетельствует о лирической природе произведения и преднамеренно выделяли его эпическую сторону, то теперь нам предстоит установить истинное соотношение родовых начал в стихотворении. И мы сможем это сделать лишь потому, что первоначально сосредоточились на одном эпическом.

Прежде всего все содержание стихотворения есть сфера сознания повествователя, явно и открыто стоящего между нами и изображаемым миром. Ведь это именно он видит героиню и с болью рассказывает о ее судьбе. Если принять это во внимание, то сразу же меняется представление и о конфликте, и о сюжете: они переносятся в сферу сознания повествователя и включаются как элементы в иной, более общий лирический конфликт, и иной, более общий лирический сюжет.

Героиня с ее короткой и трагически оборвавшейся судьбой открыто соотносится с представлением о нереализованной норме. Само развитие действия оказывается не столько самодвижением событий, протекающих в пространстве и разворачивающихся во времени, сколько движением мысли некоего человека. Он видит мертвую и прекрасную героиню. Мысленно проходит ее путь, восстанавливает то, что предшествовало, выделяет решающее - и лишь после этого вновь зрительно представляет ее. Характерно здесь временное движение, столь обычное в лирике размышлений: настоящее (первая строфа) - прошлое (основная часть стихотворения) - настоящее (последняя строфа).

Отношение того, в чье сознание вмещено все содержание стихотворения, к трагедии, которую он увидел и о которой он размышляет, дано в тексте открыто и непосредственно. Это и есть то, что мы определяем как прямо-оценочную точку зрения.

Оно прежде всего - в двух обрамляющих стихотворение строфах. В первой - в определении «красивая и молодая», а вся последняя - крик боли, сочувствия и возмущения.

Не и в центральной, описательной части стихотворения ощутимо присутствует прямая оценка. Повествователь в ряде случаев совмещается здесь с героиней; субъективная окрашенность текста в значительной степени создается тем, что повествователь воспроизводит ее настроения. Когда мы читаем; «юность бесполезная » или «пустые мечты», то для нас несомненно,

что это самоощущение героини, переведенное па язык повествователя и становящееся, следовательно, оценкой, которая ему принадлежит. Тоскует героиня, но смелое, великолепно найденное обнажение внутренней формы слева «железнодорожный» (тоска дорожная, железная), конечно же, принадлежит не ей.

С наибольшей адекватностью состояние героини передано в предпоследней строфе: «Да что - давно уж сердце вынуто! Так много отдано поклонов...» Но вот «жадные взоры» - это скорее оценка, принадлежащая повествователю, чем самооценка героини. А уж «пустынные глаза вагонов» - явно от позиции, взгляда и культуры повествователя.

Таким образом, субъективная насыщенность текста создается тем, что он воспроизводит эмоциональные реакции героини и повествователя - то сближающиеся и даже совпадающие, то расходящиеся, но не настолько, чтобы разрушить единую эмоционально-оценочную тональность текста.

Благодаря этой субъективной насыщенности произведения элементами с прямо-оценочной функцией сама вещность описаний приобретает дополнительный, оценочный (точнее - косвенно-оценочный) характер. Так, словосочетание «некошенный ров» означает не только ров, в котором не выкошена трава: в нем, наряду с предметным, возникает оценочное значение. В слове «ров» - это то, что сближает его с провалом, пропастью, в слове «некошенный» сталкиваются и значения полноты расцвета - и незавершенности, неполноты жизненного цикла.

В дальнейшем развитии сюжета, который мы теперь уже можем называть лирическим, множество вещных деталей, не утрачивая своей конкретности, приобретают оценочно-эмоциональное значение. Так, через все стихотворение проходит ряд образов, в которых сила и яркость цвета и красок ассоциативно вызывают представление о расцвете красоты («цвет ной», «яркий», «алый»).

На язык цвета переводится и мысль об общественной атмосфере и социальных отношениях. Ведь зеленые, желтые и синие вагоны - это не просто вагоны, выкрашенные разной краской, но и обозначение (сжатое, лирически-спресованное до нескольких слов) разделенности и противопоставленности сословий.

Молчат желтые и синие вагоны - вагоны первого и второго классов; плачут и поют в зеленых вагонах третьего класса.

В этой напряженно-оценочной атмосфере и образ «жандарма с нею рядом», нисколько не утрачивая непосредственно-бытового, конкретно-зрительного значения, приобретает и дополнительное, зловеще-символическое.

Так на всех уровнях организации стихотворения обнаруживается господствующее положение лирического начала, на которое работает, ему подчиняясь, его выражая и с ним согласуясь, начало эпическое.

Драматическое начало в лирике

Драматическое начало может внедряться в лирику двумя путями. Один из них заключается в том, что часть лирического стихотворения по типу субъектной организации строится как сцена, «в которой оба участника да-

ны и зрительно, и с «репликами», и в сложном душевном конфликте...» 33 .

Определяющим моментом является здесь конфликт, в котором находятся герои. Именно его воспроизведение и требует драматической формы.

Наглядным примером такого использования драматического начала в лирике может служить стихотворение Есенина «Письмо к женщине»

(II, 151 - 154).

Здесь нетрудно выделить те признаки субъектной структуры драмы, о которых уже шла речь. Есть ремарка, в которой указывается место действия, называются действующие лица, характеризуется их поведение (с использованием пространственной точки зрения) и манера говорить. И есть предваряемые этой ремаркой речи героев. Можно даже сконструировать экспериментальный текст, обнажающий драматическую природу отрывка:

(Комната. Он стоит, приблизившись к степе. Она взволнованно ходит по комнате).

Она (резко): Нам пора расстаться... и т. д.

Текст, однако, явно носит характер искусственного с оттенком пародийности и, во всяком случае, на есенинский он похож очень мало, хотя для его построения понадобилось незначительное изменение исходного текста. Дело в том, что, по существу, резко изменилась родовая природа произведения: драматизированное лирическое стихотворение превратилось в драму.

Стихотворение Есенина представляет собой монолог, принадлежащий лирическому герою. Если драматическое произведение обычно строится как внеличное (не пропущенное череп чье-либо сознание) изображение жизни в сценах, то у Есенина между сценой и читателями открыто стоит «я».

Сцена вмонтирована в обращение-исповедь. Существенно, что она отнесена в прошлое, которое опять-таки - прошлое в воспоминаниях лирического героя. Иными словами, она субъективно окрашена.

Показательно, как воспроизводятся у Есенина речи героев, играющие в драме решающую роль. После ремарочно-вводного «вы говорили» следует как будто явно драматическая реплика: «Нам пора расстаться...». Но она тут же переходит в косвенную речь: «...что вас измучила моя шальная жизнь, что вам пора за дело приниматься...», для драмы вовсе не характерную. Реплик же героя вообще нет; его слова: «Любимая! Меня вы не любили...» и т. д. - это ведь не то, что он когда-то говорил во время воспроизводимой в воспоминаниях сцены, а предполагаемое обращение в условной форме письма, открыто-лирический монолог с преобладанием лирическо-оценочной точки зрения. Сцена в него включена и обретает смысл только как его структурный элемент. Таким образом, драматическое начало подчинено здесь лирическому и «работает» на него.

Драматизация, то есть превращение части лирического монолога в сцену, не исчерпывает всех возможностей внедрения драматического начала в лирику. Есть такие лирические стихотворения, которые строятся на преимущественном использовании фразеологической точки зрения, характерной для драмы. Совмещение формы лирического излияния с фразеологической точкой зрения приводит к возникновению так называемых ролевых стихотворений (см. о них в разделе «Лирика»). Каждое такое стихотворение организуется образом героя, обладающего резко специфичной речевой манерой и явно отличного от автора по социальному и культурно-историческому Типу.

Конечно, за героем стоит автор. Но выявить свое отношение к герою, свою позицию, отличную от позиции героя, автор может здесь только сюжетно-композиционными средствами - как в драме. Оказывается, таким образом, что выбор преимущественной точки зрения неизбежно влечет за собой и обращение к определенному способу выражения авторского сознания. Покажем это на примере стихотворения Некрасова «Дума» (II, 102 - 103).

Монолог героя звучит в нем настолько естественно, что читателю начинает казаться: только так и мог бы говорить в стихотворении герой. Но это - иллюзия. Герой мог бы говорить по-другому, он мог бы предстать перед читателем в ином облике в зависимости от того, каким увидел бы его автор. Автор стоит за монологом героя. Непосредственно в тексте он не присутствует, но обнаруживает себя в выборе материала, его расположении и т. д.

Обратим внимание прежде всего на то, какой именно отрывок завершает стихотворение. В лирическом произведении заключительные строки всегда обладают особой значимостью: они как бы бросают обратный свет на все стихотворение, заставляют осмыслить его по-новому. В начале стихотворения мы видим героя изголодавшимся, подавленным, измученным неудачами. Это и есть его настоящее, его жизнь, он сам - но не весь он. Вкладывая в конце стихотворения в уста героя страстную мечту о груде, автор как бы говорит читателю: вот она, лучшая часть души героя, его возможности, его суть. Композицией стихотворения, ключевым местом, которое занимает здесь мечта героя, автор предопределяет читательский угол зрения: реальный русский крестьянин в сознании читателя оборачивается былинным богатырем.

Автор стоит и за отбором и сменой речевых форм. Вся первая часть стихотворения стилизует рассказ героя, его звучащую речь. Затем происходит резкий слом речевой манеры, имитация звучащей речи переходит в воспроизведение внутренней речи. «Эй, возьми меня в работники!» - это не реально прозвучавшее обращение героя к одному из «хозяев», у которых он обивает пороги, а постоянно живущая в герое тоска по работе, которой автор лишь придал форму обращения.

ренняя речь героя, озвученная автором, а описание, сделанное со стороны и лишь приписанное герою. Герой увиден извне. Если просторечная форма множественного числа («волоса») помогает сохранить иллюзию принадлежности речи герою, то пространственная точка зрения и художественный строй мышления ведут нас к повествователю - наиболее близкой к автору субъектной форме выражения авторского сознания.

Последовательность смены речевых форм все более и более приближает нас к автору: сначала - сказ, потом - внутренняя речь героя, явно организуемая автором; затем следуют зрительные и слуховые образы, которые могут быть вмещены в речевое сознание и автора-повествователя и героя («Только треск стоял бы до неба, Как деревья бы валилися...»); и, наконец,- зрительный образ, сохраняющий еще связь с монологом героя благодаря инерции интонационно-синтаксического движения и резко просторечной форме одного из слов (волоса) и в то же время обусловленный по своему внутреннему содержанию сознанием, явно отличным от сознания героя.

В самой возможности подобной смены речевых форм, планов, стилистического разнообразия обнаруживается стоящее за текстом авторское сознание. Для фольклорного сознания героя соединение в пределах одного произведения собственно-лирической и былинно-повествовательной манеры недопустимо.

Таким образом, драматическое начало выявляется в стихотворении и в преобладающем типе субъектно-объектных отношений (фразеологическая точка зрения) и в преобладании сюжетно-композиционного способа выражения авторского сознания. Характерно, что и по содержанию, и по форме сцепления элементов монолог все же остается лирическим: герой «изливает душу» (в его отношении к тому, и о чем он говорит, явно ощутимо прямо-оценочное начало), и основой движения сюжета является не смена событий во времени, а последовательность душевных состояний и движений.