Риттмайстер (ротмистр) Манфред фон Рихтгофен – знаменитый Красный Барон, лучший ас и, без сомнения, самый известный летчик Первой мировой войны. С лета 1917 года он командовал 1-й истребительной эскадрой (JG I), больше известной как «Цирк Рихтгофена», и погиб в боевом вылете 21 апреля 1918 года. Кто же сбил Красного Барона?
21 апреля в 10:30 утра с аэродрома Капи взлетели «Фоккеры»-трипланы истребительной эскадрильи Jasta 11 – всего 10 машин в двух звеньях, одно из которых повел сам Рихтгофен. Над Соммой они встретили «Альбатросы» из Jasta 5 (численность неизвестна, но вряд ли более десятка машин), а с другой стороны фронта туда же подошли три пятерки «Кэмелов» из 209 Sqn RAF. Кроме того, в этом районе находилось еще несколько немецких разведчиков и пара R.E.8 из 3 Sqn AFC.
В долгом, но не особенно результативном для обеих сторон бою приняли участие все перечисленные выше самолеты. Спустя полчаса маневров и стрельбы противники разошлись и вернулись на свои базы. Время шло, все «Фоккеры» один за другим совершили посадку, но красный самолет на аэродром так и не вернулся.
После разбора полетов и опроса передовых артиллерийских наблюдателей было установлено, что ротмистр погнался за одним или двумя «Кэмелами», сумел одного из них сбить, но затем совершил вынужденную посадку, предположительно из-за отказа двигателя или повреждений от огня с земли. Немцы решили, что Рихтгофен попал в плен, и были настолько в этом уверены, что когда два дня спустя до них дошло известие о проведенных союзниками похоронах летчика, они предположили, что барона просто расстреляли после приземления, отомстив за гибель множества британских пилотов. Однако вскоре эта версия благополучно забылась, и наиболее вероятной стали считать гибель командира JG I от зенитного (пулеметного) огня.
Союзникам тоже было небезынтересно знать, кто же сбил немецкого аса. Они даже провели небольшое расследование, пусть и без лишнего фанатизма (вскрытие тела, например, делать не стали, ограничившись поверхностным осмотром). По его результатам победителем был признан командир флайта «A» 209-й эскадрильи капитан Артур Рой Браун, для которого этот успех стал десятым и последним. У некоторых членов комиссии имелось «особое мнение», но оно было проигнорировано, не в последнюю очередь из политических соображений: немецкого аса должен сбивать британский летчик- истребитель, а не безвестный пулеметчик с земли.
Капитан Браун перед своим «Кэмелом» с серийным No B7270, на котором он участвовал в бою 21 апреля
За прошедшие десятилетия историки собрали всю возможную информацию о событиях того дня. «Кэмелы» 209-й эскадрильи вступили в бой в 10:45 (немецкое время на час больше). Один из новичков, 2-й лейтенант Уилфред Мэй, нарушил приказ «держаться в стороне от драки» и пошел в атаку. Он обстрелял сначала один «Фоккер», затем другой, после чего с отказавшим оружием оказался в центре схватки. Вспомнив другое указание: «уходить на запад в случае опасности», Мэй так и поступил, однако попался на глаза Рихтгофену.
«Фоккер» Dr.I с серийным No Dr425/17, на котором Рихтгофен ушел в свой последний полет
Когда рядом с «Кэмелом» прошли трассы очередей, британец обернулся и в ужасе увидел за собой красный триплан. Позже Уилфред вспоминал, что спасся лишь благодаря собственному неумению летать: он беспорядочно работал рулями, и маневры машины были непредсказуемы как для него самого, так и для противника. В ходе боя оба самолета на малой высоте уходили на северо-запад. Капитан Браун пришел на помощь ведомому. Переведя самолет в пикирование, он быстро догнал неприятеля, но из-за слишком высокой скорости, чтобы избежать столкновения, вынужден был уйти вверх после короткой очереди. После этого Рихтгофен еще не менее полутора километров (40 секунд) преследовал Мэя, продолжая вести огонь. Затем «Фоккер» начал разворот с набором высоты, но, потеряв скорость, свалился на крыло и врезался в землю возле пикардийской деревушки Во-сюр-Сомм.
В промежутке между атакой Брауна и падением красный триплан обстреливали три зенитных пулемета. Сначала огонь по нему вел «Виккерс» сержанта Седрика Попкина из 24-й австралийской пулеметной роты, затем аэроплан попал в зону эффективного огня двух «Льюисов», прикрывавших 53-ю батарею 14-го австралийского полка полевой артиллерии (пулеметчики – рядовые Роберт Бьюи и Уильям Эванс). У места падения немецкого самолета была сразу выставлена охрана, но едва стало известно имя погибшего летчика, машину буквально растерзали охотники за сувенирами. Тело аса осматривали по меньшей мере три раза, и все врачи сошлись на том, что Рихтгофена поразила единственная пуля, выпущенная сзади-сбоку и прошедшая навылет.
Обломки «Фоккера» Рихтгофена на аэродроме 3-й эскадрильи Австралийского Воздушного Корпуса в Бертангле (http://www.awm.gov.au)
По расположению входного и выходного отверстий можно было приблизительно установить угол попадания пули: 37° сзади и 12° снизу (за начало отсчета принята прямая, проходящая справа налево в горизонтальной плоскости). В зависимости от того, сидел ли летчик прямо или оглядывался назад, прижался к спинке сиденья или наклонился вперед, выстрел мог быть сделан в секторе от 11° вперед до 58° назад и от 12° вниз до горизонта. Получилось, что роковая пуля могла прилететь как с земли, так и с воздуха. Правда, если пуля срикошетила от кости, то все эти расчеты теряют смысл.
«Кэмел» Артура Брауна и «Фоккер» Манфреда фон Рихтгофена (рисунок Михаила Быкова)
В Канаде в музее хранится пилотское сиденье, снятое, как считается, с самолета Рихтгофена. На нем отсутствуют какие-либо отверстия, за исключением крепежных. Если оно действительно с красного триплана, то можно сделать вывод не в пользу Брауна: он стрелял вдогон, а значит, в спинке сиденья должна быть пробоина. В настоящее время большинство историков склоняется к тому, что самый результативный летчик-истребитель Первой мировой войны был сбит огнем с земли.
Вечером 22 апреля Манфреда фон Рихтгофена со всеми воинскими почестями похоронили на кладбище городка Бертангль, в 7 км к северу от Амьена. Британская пресса опубликовала некролог:
«Манфред фон Рихтгофен мертв. Он был храбрецом, аристократом и настоящим бойцом. Пусть он покоится с миром».
Почему общественность спустя два года забыла о великом гонщике Михаэле Шумахере, чем занимаются дети семикратного чемпиона мира, и что заставило впервые после трагедии улыбнуться жену "Красного Барона", рассуждает заместитель главного редактора "Р-Спорт" Максим Огненный.
Чуть больше двух лет назад в результате фатального инцидента на горнолыжном курорте Мерибель во французских Альпах самый известный автогонщик "Формулы-1" современности, семикратный чемпион мира немец Михаэль Шумахер заочно попрощался со своей многомиллионной армией болельщиков, впав в кому и оказавшись на долгое время прикованным к больничной койке.
Преданные фанаты спортсмена, да и просто неравнодушные к спорту люди, с замиранием сердца в первые дни и месяцы после произошедшего следили за выпусками новостей, чтобы услышать обнадеживающие данные о состоянии Михаэля. Все крупнейшие мировые средства массовой информации посвящали великому гонщику свои материалы, молясь за здоровье Шумахера, а публика на просторах "всемирной паутины" в своих комментариях выражала максимальное благородное сопереживание родным и близким немецкого спортсмена.
После первого года лечения стало понятно, что в ближайшие месяцы, а возможно и годы, на публике "Красный Барон" не появится.
Сообщения в СМИ стали появляться реже. Новости о принципиальном нежелании жены немца Коринны сообщать какую-либо информацию о здоровье гонщика чередовались с мнениями источников желтой прессы о сроках восстановления. Репортеры узнавали "сенсационные" факты из жизни семьи великого спортсмена: супруга продает личный самолет Шумахера, сын гонщика получает травму в одном из заездов, неизвестные крадут компьютер личного врача Михаэля.
Изо дня в день количество желающих высказаться на тему здоровья Шумахера или же порассуждать о том, как должны себя вести окружающие люди и родные гонщика, стремительно уменьшалось. Крупные телеканалы и издания, осознав, что "самые вкусные пенки" в виде количества просмотров и откликов читателей уже собраны, практически забыли о прославленном спортсмене.
Конечно же, подобную сдержанность можно воспринимать как дань уважения семье великого гонщика. Еще в самом начале трудного пути борьбы за жизнь гонщика многие писали о нежелании сына Михаэля Мика появляться на светских тусовках, а жену Шумахера обвиняли в излишней закрытости. И, конечно же, можно кивнуть всем этим соображениям и согласиться с тем, что несчастную семью лучше оставить в покое. Но правильным будет ли подобное поведение?
Год за годом наблюдая за сражениями не на жизнь, а на смерть во время опасных поворотов на гоночных трассах по всему миру, задерживая дыхание за мгновения до финиша Великого Шумахера, не сдерживая слез во время прощания гонщика с большим спортом, всё это время никто по нашу сторону экрана даже не подумал о том, какой ценой дается эта борьба обычному немецкому мальчику, который впервые сел за руль в 4 года.
И на протяжении всех последующих 43 лет мальчик, постепенно взрослея и становясь настоящим мужчиной, получая первые травмы и завоевывая первые награды, просто отдавал себя спорту и своим болельщикам. Отдавал свое здоровье, силы, эмоции людям, большинство из которых он не знает. Он был источником наслаждения для людей, большинство из которых никогда не увидит. Он сознательно пошел на это, не задумываясь о себе.
И вот теперь, когда "Красный Барон" уже не может приносить те же эмоции, что раньше, мы, надевая маски праведников, отворачиваемся от человека, целью всей жизни которого было только продлить нам наслаждение. От скорости, борьбы, триумфа и побед.
Это не хвалебная ода великому немецкому автогонщику, судьба которого непостижимым образом сохраняла здоровье спортсмену на протяжении многочисленных гонок и заездов, и убила это здоровье во время банальной лыжной прогулки. Нет. Это размышления о нашем, человеческом отношении к горю ближнего. Проблема сострадания. Вот что мешает нам по-настоящему поддерживать и верить в скорейшее выздоровление отца двоих детей Михаэля Шумахера.
Сейчас Шумахер не думает о своих фанатах, не расстраивается из-за того, что большое количество ранее преданных болельщиков забыли о нем. Мы в принципе не знаем и не узнаем, о чем сейчас думает семикратный чемпион мира. Но можно с уверенностью сказать, что он бы обрадовался, узнав, что его сын Мик уже в своей третьей гонке в чемпионате "Формулы-4" забрался на высшую ступень пьедестала.
А еще бы мы несомненно увидели бы знаменитую улыбку на лице Михаэля, если бы рассказали о том, что дочь Шумахера Джина-Мария в августе прошлого года приняла участие в чемпионате Европы по конному спорту, который состоялся на родине гонщика, в Германии. Что ни говори, но именно на этих соревнованиях супругу "Красного Барона" видели смеющейся. Быть может, в детях она видит своего супруга, настоящего борца за жизнь и просто отважного человека - Михаэля Шумахера.
Тот факт, что у летчика Манфреда фон Рихтгофена, как и у многих экстремалов, которые в современном мире становятся гонщиками, сноубордистами и прочими парашютистами, был атрофирован инстинкт самосохранения, сомнению не подлежит. Рихтгофену повезло (или не повезло – это уж ты сам решишь после прочтения) появиться на свет в тот момент, когда его бесстрашный спортивный характер мог послужить на благо родине. Итак, родился Манфред 2 мая 1892 года в семейном имении дворянского рода Рихтгофен в Силезии, близ Бреслау. Новорожденному сразу пожаловали титул фрайхерра, то есть барона. История рода Рихтгофен не была украшена военными подвигами, а состояла преимущественно из сельскохозяйственных будней, разбавленных охотой. Отец Манфреда Альбрехт был первым, у кого возникла мысль посвятить себя военному делу. Правда, удача отвернулась от Рихтгофена-старшего, даже не удосужившись к нему повернуться: в самом начале службы он застудил ухо, самоотверженно вытащив из холодной воды не умевшего плавать солдата. Частичная глухота была расценена командованием как профнепригодность. Тогда Альбрехт Рихтгофен увлекся воспитанием детей. Он регулярно брал Манфреда поохотиться или объездить новую кобылу, и в итоге мальчик довольно быстро стал прекрасным наездником и метким стрелком. А поскольку заняться в семейном поместье было особенно нечем, все детство и отрочество Манфред не слезал с лошади. Пока отец наконец не снял его сам – чтобы отправить в кадетский корпус.
В корпусе Манфред вел себя совсем не так, как подобает молодому представителю знатного дворянского рода. Юный Рихтгофен регулярно пропускал уроки и в грош не ставил учителей. Зато в том, что касалось физической подготовки, футбола, гимнастики и, естественно, конного спорта, он давал фору всем однокашникам. Внешность молодого барона тоже оставляла желать лучшего и была скорее бандитской, чем аристократической. Коренастый, с носом-уточкой, вечно исцарапанным лицом и частенько с переломанными конечностями, Рихтгофен производил сильное впечатление. И под «сильным» мы не подразумеваем «положительное».
По окончании корпуса Манфред незамедлительно был зачислен в престижный 1-й Западнопрусский батальон Уланского полка имени императора Александра III. Служба не тяготила барона, и даже сообщение о начале войны не заставило его почувствовать дискомфорт. Накануне этого известия Манфред с приятелями по полку «ел устриц, попивал шампанское и играл по маленькой». И если ты думаешь, что после того, как телеграмма о начале военных действий была вскрыта, юный барон забегал по комнате, расшвыривая устриц с криками «Какой ужас!», ты ошибаешься. Рихтгофен, как никто другой, ждал войны, где его буйный нрав не только не был бы осужден, но и послужил бы на благо родине.
Первое время Рихтгофен успешно воевал на бельгийском и французском фронтах. Но его ждало разочарование. Оказалось, что война – это не один решающий, кровопролитный, пахнущий порохом, геройством и смертью поединок, а унылые, прозаические будни, когда тебя перекидывают с места на место, не удосуживаясь объяснить куда и зачем.
Именно в этот период бесконечных бессмысленных передислокаций Рихтгофен часто стал вскидывать голову в небо и с интересом наблюдать за парившими в облаках самолетами. Манфред несколько раз отправлял запросы о переводе его в авиацию, но ответ все не приходил, что было вдвойне неприятно, ведь именно в этот период его второй раз в жизни сняли с лошади и посадили дежурить на телефоне*. Барон был возмущен до глубины души. Такое неподходящее занятие для его темперамента! (Видимо, тогда еще не придумали звонить кому-нибудь и молчать в трубку.) Кроме того, у Рихтгофена появились унизительные для молодого бойца обязанности по хозяйству.
В мае 1915 года обязанности эти настолько подкосили Манфреда, что он послал командованию телеграмму: «Я отправился на войну вовсе не для того, чтобы реквизировать сыр и яйца, а совершенно для иных целей!» Кто-то наверху оценил чувство юмора молодого бойца и горячее желание служить родине. В считанные дни Рихтгофен был зачислен в ВВС Германии. Тогда ему было 23 года.
«К 1915 году германское командование упразднило отряды кавалеристов-пограничников, в одном из которых и состоял Рихтгофен. Еще бы! Такой пограничник виден за сотню метров и скачет туда-сюда как живая мишень!»
Первые шаги в воздухе
По случаю своей первой подтвержденной победы Манфред заказал берлинскому ювелиру серебряный кубок, на котором были выгравированы дата боя и тип сбитого им самолета
Впечатления от первого полета в качестве наблюдателя у Манфреда остались весьма противоречивые. «Мой шлем сполз, шарф размотался, жилет оказался расстегнут. В общем, я чувствовал себя очень некомфортно». Тем не менее по прибытии на землю Рихтгофен отказался вылезать из аэроплана и прямо в нем ждал повторного вылета. Несколько месяцев барон летал в качестве наблюдателя на «больших» двухместных самолетах. Первый экзамен по управлению самолетом Манфред завалил, сдал лишь со второго раза (зато, как говорится, без взятки).
Несколько недель барон провел на Восточном фронте, сбрасывая бомбы на русских. Тот короткий период он охарактеризовал фразой, которая почему-то не является слоганом ни одной российской авиакомпании: «Русские ненавидят летчиков и убивают любого попавшего им в руки. Это единственная опасность для летчиков в России, так как авиации там почти нет».
Через год после начала своей авиационной карьеры Манфред был принят в эскадрилью самого известного на тот момент германского летчика Освальда Белке, на чьем счету было 18 сбитых самолетов – рекордная цифра для 1916 года. В сентябре 1916-го Рихтгофен одержал первую подтвержденную победу и тут же заказал ювелиру в Берлине серебряный кубок, на котором были выгравированы дата боя и тип самолета, который он сбил. Уже к концу 1916 года у барона было 15 серебряных кубков, то есть за ним числилось 15 побед. За шестнадцатую победу Рихтгофен был удостоен ордена «За заслуги перед Отечеством». Днем ранее пришел приказ о назначении барона Манфреда фон Рихтгофена командующим 11-й эскадрильей истребителей. Радость, по его воспоминаниям, была «безграничной». «Это был прямо-таки бальзам на мои раны» – довольно красочное замечание, особенно если учесть, что Рихтгофен к тому моменту не имел ни одного ранения.
Летающий цирк
Получив в свое распоряжение целую эскадрилью, Рихтгофен немедленно приступил к делу. Делом в его понимании была немедленная покраска «Фоккера» в ярко-красный цвет. Поначалу план показался окружающим эксцентричным. Инженеры намекали барону, что его самолет будет заметен издалека и, следовательно, более уязвим. Но бесстрашного Рихтгофена это не смущало. Более того, он рассчитывал на то, что его будут узнавать. Узнавать и бояться.
План сработал: среди вражеских летчиков стали ходить легенды о красном самолете, который появляется ниоткуда и несет смерть. Кто-то говорил, что пилотирует самолет дьявол, другие – что за штурвалом, о ужас, женщина! Подобные мифы веселили Рихтгофена, и он с удовольствием общался с подбитыми англичанами с целью выудить о себе новые сведения. Однажды барон сбил английскую двухместную машину, но, поскольку ему «по-человечески было жалко противника», не дал ей камнем рухнуть на землю, а предоставил летчику возможность сесть в поле. Приземлившись недалеко от англичан, Рихтгофен вступил с ними в светскую беседу – поинтересовался, не видели ли они его самолет раньше. Англичане с готовностью ответили, что не только видели, но и прозвали его «Красным малышом», чтоб не страшно было.
Такой кодекс чести был свойствен летчикам Первой мировой. Многие из них, особенно в начале войны, не считали себя убийцами: сбив вражеский самолет, они давали сопернику возможность приземлиться и, следовательно, выжить. Ведь боевая машина уничтожена, можно не спеша снять номера поверженного самолета (трофей, которым Рихтгофен никогда не пренебрегал) и препроводить английского пилота в плен или госпиталь – в зависимости от его состояния. Незазорным считалось посетить похороны сбитого вражеского летчика, если он отличился во время воздушного боя, положить на его могилу венок или хотя бы камень. Красный Барон чтил этот неписаный летный кодекс и не уставал напоминать бойцам своей эскадрильи: «Мы спортсмены, а не мясники».
Свою эскадрилью Рихтгофен действительно натаскивал как заправский тренер. Он разработал систему знаков, которыми обменивался со своими пилотами в воздухе, благодаря чему действия 11-й эскадрильи отличались невероятной слаженностью, за которую она и была прозвана «Летающий цирк Рихтгофена». Да и сама тактика боя, разработанная бароном, предполагала работу в команде. Чаще всего летчики эскадрильи отвлекали вражеские самолеты, пока сам Рихтгофен, обычно подлетев со стороны слепящего солнца, наносил решающий удар.
Незазорным считалось посетить похороны сбитого вражеского летчика и положить на его могилу камень. Если, конечно, он проявил себя в бою достойным противником
Славу цирка 11-й эскадрилье принесли не только слаженность действий в воздухе, но и яркая раскраска самолетов. В авиационном парке «Летающего цирка» были и самолет с желтым носом, зелеными крыльями и синим корпусом, и машина, черная сверху и бледно-голубая снизу. Некоторые летчики эскадрильи разрисовывали фюзеляжи в горошек или полоску. В раскраске каждого самолета обязательно присутствовал красный цвет, но только самолет командира эскадрильи по-прежнему был целиком красным. Подобная яркость эскадрильи демонстрировала не только чувство юмора ее командира, но и служила вполне конкретным целям: благодаря ярким цветам в суматохе воздушного боя летчикам эскадрильи было легче узнать самолеты друг друга и не сбить ненароком товарища.
Красный Барон запретил своим летчикам патрульные полеты. «Они расслабляют», – отвечал он на телеграммы удивленного командования. Вместо этого члены эскадрильи, полностью одетые и укутанные для полета над облаками, сидели с биноклями на складных стульях рядом со своими машинами, готовыми к вылету. Стоило на горизонте замаячить самолету противника, как летчики поднимались в воздух. Иногда поодиночке, иногда по двое, по трое или целой командой. Причем зачастую подобные «посиделки» происходили в пределах досягаемости артиллерии врага. Но Рихтгофена это не пугало. Казалось, его невозможно было напугать.
В воспоминаниях летчика Эрнста Удета, впоследствии названного вторым по числу побед после своего командира, Красный Барон предстает человеком требовательным, но справедливым. Рихтгофен мог всячески поддерживать того, кто оправдывал его надежды, а того, кто не в состоянии был этого сделать, «отчислял, не моргнув глазом». Возможно, поэтому в эскадрилье Рихтгофена каждый летчик был национальным героем. Кроме того, Манфред не терпел равнодушия. Для него полеты были необходимой составляющей жизни, и он требовал такого же отношения от своих подчиненных. А тот, кто не проявил энтузиазма в небе, «должен был покинуть группу в тот же день».
Рихтгофен ввел изменения и в быт своей команды. Обычно летные подразделения раскидывали лагерь в 30–40 километрах от линии фронта и выстраивали себе почти полноценные дома и амбары. Поэтому, когда им приказывали сняться с места и переехать, на это уходил день-другой. А «Летающий цирк» мог собраться за пару часов, так как Манфред придумал для своей эскадрильи специальные мобильные палатки из гофрированного железа. Собственно, поэтому другое прозвище 11-й эскадрильи звучало как «Бродячий цирк Рихтгофена». Кроме того, он никогда не останавливался дальше двадцати километров от фронтовой линии и летал в любую погоду. Летчики барона и он сам поднимались в воздух по пять раз в день, в то время как летчиков других подразделений хватало максимум на три раза.
От внимания Манфреда не ускользала ни одна область жизни его эскадрильи, в том числе и такая немаловажная, как пропитание. По воспоминаниям того же Удета, командир использовал собственную славу на благо своей команды. Например, посылал адъютанта в тыл пополнить запасы, а предварительно снабжал его собственными фотокарточками с подписью «На память моему уважаемому боевому товарищу…» (дальше добавлялось нужное имя). Эти фотографии чрезвычайно ценились у снабженцев, благодаря чему «в группе Рихтгофена никогда не кончались запасы сосисок и ветчины»*.
*Примечание Phacochoerus"a Фунтика:
«Военному быту летчиков Первой мировой позавидовал бы пассажир первого класса современных «Катарских авиалиний». В перечень минимальных нужд летчиков входили крахмальная белая скатерть для трапез, хрустальные фужеры для сока и вина и изысканный фарфор».
Ас из асов
У редкого немецкого солдата не было хотя бы одной открытки с Красным Бароном. Особой популярностью пользовалась та, где барон изображен с крестом за храбрость, которым его наградил лично кайзер Вильгельм II. Казалось, Рихтгофен был единственным героем этой затянувшейся позиционной войны, вся бессмысленность которой стала неприлично очевидна в 1917 году.
А вот что касается отношений с женщинами, то об этой сфере жизни барона известно немного. Хотя, казалось бы, такому величайшему летчику сам Gott велел пользоваться своей славой и слыть бабником. Но, видимо, Рихтгофен слишком мало времени проводил на земле, так как за всю свою недолгую жизнь лишь раз был замечен в отношениях с женщиной**, сложившихся при плачевных для летчика обстоятельствах.
**Примечание Phacochoerus"a Фунтика:
«Зато был уличен в отношениях с собаками! У Красного Барона была гончая по кличке Мориц, которой он посвятил целую главу своих воспоминаний и которую называл «самым замечательным существом из всех божьих созданий». Слепец!»
Рихтгофен обменивал собственные фотографии на провиант, благодаря чему запасы сосисок и ветчины в его эскадрилье никогда не кончались
В июле 1917 года Красный Барон был тяжело ранен во время боя с двухместным английским самолетом. Одна из пуль задела голову, но, несмотря на серьезную рану, ему удалось посадить свой триплан на нейтральной территории. Манфреда, уже потерявшего сознание, достали из разбитого самолета подоспевшие немецкие санитары. Понадобилось несколько операций, чтобы извлечь все костные осколки из головы летчика. Первое время врачи боялись, что Рихтгофен, частично лишившийся зрения, никогда его не восстановит. Среди ухаживавших за героем санитаров оказалась наполовину немецкая, наполовину бельгийская медсестра Кейт Отерсдорф. Очень скоро она и барон стали практически неразлучны. Сохранилась единственная фотография, на которой Рихтгофен и Отерсдорф вместе, но известно, что медсестра регулярно приезжала к барону «для перевязки» вплоть до последнего его вылета.
Во время вынужденного простоя на земле Рихтгофен надиктовал свои воспоминания, которые мы не устаем цитировать. Мысль о написании мемуаров пришла в голову не самому барону, а в головы тех, кто заседал в отделе прессы и информации (то есть пропаганды) ВВС Германии. Предполагалось, что героические воспоминания живой легенды германской авиации поднимут боевой дух солдат, уставших от затянувшихся военных действий. Поэтому в оригинальный текст, надиктованный бароном, были втиснуты абзацы патриотической муры, пестревшие предложениями вроде «Наступательный дух очень силен в нас, в немцах» или «Человек, защищающий свою страну, никогда не должен произносить слов «Я боюсь» или «Я просто солдат, выполняющий свой долг». Когда Манфреду вручили первый исправленный вариант его воспоминаний, он отозвался о нем не в лестной форме, сказав, что текст «пышет неуместной самонадеянностью».
Но, в отличие от тех, кто пишет статьи в журнал MAXIM, Красному Барону некогда было разбираться с редактором. Он жаждал снова подняться в воздух и даже отказался от увольнительной и спокойной наземной службы. Вскоре Манфред возобновил полеты.
Последний вылет
Некоторые исследователи считают причиной роковой ошибки Рихтгофена «военный невроз», при котором маневры продумываются до мельчайших деталей, а простые правила забываются
Вечером 20 апреля в «Летающем цирке» веселились и поднимали бокалы с шампанским, выменянным на очередную партию открыток с фотографией командира эскадрильи барона Манфреда фон Рихтгофена, который одержал в этот день свою восьмидесятую победу. По воспоминаниям Эрнста Удета, Рихтгофен тем вечером рассуждал вслух о том, что завяжет с полетами, но только после сотой победы – для ровного счета. Празднование продолжалось недолго: эскадрилье необходимо было отдохнуть перед вылетами. Особенно нуждался в отдыхе сам Красный Барон, которого со времени ранения беспокоили частые головные боли.
На следующее утро, 21 апреля 1918 года, самолеты 11-й эскадрильи, мирно стоявшие у лагеря, были окутаны плотным слоем тумана. К 10.30 утра туман начал рассеиваться, и тут же был получен сигнал: над линией фронта появились английские самолеты с целью аэрофотосъемки и корректировки артиллерийского огня. Рихтгофен приказал своим пилотам рассаживаться по машинам. Поднявшись в воздух, самолеты полетели в сторону линии фронта, где уже кружили английские противники.
Практически сразу Рихтгофен начал преследовать биплан, которым управлял молодой канадский пилот Уилфрид Мэй. Это был один из первых вылетов канадца, и, возможно, он даже не понял, от кого имеет честь удирать. Зато понял капитан Рой Браун, тоже канадец, а в прошлом еще и школьный друг Мэя. Браун ринулся на защиту неопытного приятеля, которому еще до подъема в воздух рекомендовал в случае чего не вступать в бой, а полетать в сторонке, и начал преследовать красный триплан «Фоккер».
И тут Рихтгофен совершил грубейшую ошибку, от которой сам старался уберечь начинающих летчиков: снизился так, что попал в зону досягаемости огня с земли. До сих пор неизвестно, как опытнейший летчик, ас из асов, мог так проколоться. Некоторые военные исследователи считают, что виной тому ранение Рихтгофена, последствия которого сказались на его концентрации. Другие видят причину в «военном неврозе», проявляющемся в том, что сложнейшие маневры продумываются до мельчайших деталей, а элементарные правила забываются.
Чтобы убить Манфреда фон Рихтгофена, хватило одной пули, которая повредила легкие и задела сердце. Споры о том, кто именно нанес смертельную рану, продолжаются до сегодняшнего дня. Последняя версия такова: Красный Барон был застрелен из зенитного пулемета с земли австралийским сержантом Седриком Попкином из 24-й пулеметной роты.
Красный Барон умер не сразу – ему удалось посадить самолет. К нему тотчас ринулись солдаты, наблюдавшие за битвой. Один из них утверждал, что барон был еще жив и даже успел сказать последнее слово: «Kaputt». Легендарный красный триплан был распилен на сувениры австралийскими солдатами в течение двух часов.
Похороны Манфреда фон Рихтгофена – Красного Барона – состоялись на следующий же день, 22 апреля, на кладбище французской деревушки Бертанле. Они отличались всей возможной пышностью, которая только может быть, когда хоронишь одного из самых заклятых своих врагов. Гроб несли шесть летчиков-союзников, все в чине капитана, а остальные присутствовавшие на похоронах подразделения отдали честь мертвому герою. Во время службы из соседних гарнизонов поступали венки, перетянутые лентой с надписью «Нашему великому врагу». Красный Барон не дожил десять дней до своего 26-летия.
Стоило немецким пехотинцам увидеть его красный самолет над своими позициями, их моральный дух возрождался. Для врагов этот красный самолет был вестником скорой смерти. Ведь все знали, что летчик-ас, летчик-легенда, Манфред фон Рихтгофен - бог. Бог, красящий крылья своего самолета в цвет крови...
Манфред фон Рихтгофен родился 2 мая 1892 года в городе Бреслау (ныне Вроцлав, Польша) в семье прусского аристократа, а это значило, что карьера военного была ему предопределена. По окончанию военного училища в Вальдштадте, он поступил в военную академию и стал отличным стрелком и наездником. В 1912 году в чине лейтенанта он начал службу в конном полку. В августе 1914 года мирный ритм армейской службы был прерван войной. Манфреда назначили командиром подразделения, участвовавшего в наступлении на Россию. Вскоре его роту перебросили на западный фронт. Однако война во Франции была не для кавалерии: человек на лошади среди траншей и колючей проволоки был бы просто беспомощной мишенью для вражеских пулемётов. Как и союзники, Германия держала кавалерию в арьергарде, тщетно ожидая прорыва. Рихтгофену приходилось исполнять обязанности интенданта. Возня с бумажками, нудные хозяйственные дела превратили мечты о боевых подвигах в нечто несбыточное. У молодого офицера было достаточно много времени, чтобы наблюдать, как над головой зарождалась новая форма военных действий. Это давало возможность избавиться от скуки и окопной грязи. Рихтгофен начал учиться профессии наблюдателя и вскоре был переправлен на восточный фронт, где регулярно участвовал в разведывательных полётах. Наступило время моторов, и бывший кавалерист пересел с коня на самолёт. Он понял, что полёты - это его стихия. Манфред писал матери: "Я ежедневно летаю над войсками врагов и докладываю об их передвижении. Три дня назад доложил об отступлении русских. Ты не представляешь, как я был счастлив."
В августе 1915 года, Рихтгофен был перенаправлен на западный фронт в сверхсекретное соединение под кодовым названием "Бригада голубей", предназначенное для бомбардировочных операций. Закончив к Рождеству того же года тренировочный курс и получив долгожданные крылышки, новоиспечённый пилот смог наконец полностью удовлетворить свои амбиции. Готовясь к боевым вылетам, Рихтгофен привинтил к верхнему крылу своего самолёта-разведчика пулемёт.
Теперь воздушные бои выглядели иначе, чем в начале, когда пилоты использовали карабины и револьверы. Скачок был совершён в феврале 1915 года, когда француз Ролан Гаросс установил стационарный пулемёт, стрелявший сквозь вращающийся пропеллер. Немецкий авиаконструктор Фоккер, изучив захваченный французский самолёт, придумал прерыватель, благодаря которому пулемёт выпускал пули лишь в тот момент, когда на их пути не было винта. Прерыватель Фоккера был поставлен на моноплан Айндеккер, который и стал первым настоящим истребителем. Пулемет на Айндеккерах стал адским бичом для практически беззащитных самолётов-разведчиков союзных сил. За десять месяцев террора, начавшегося в августе 1915 года, Айндеккеры практически расчистили небо от машин противника. В январе 1916 года штаб британских королевских ВВС отдал приказ сопровождать каждый самолёт-разведчик тремя истребителями в сомкнутом строю.
1 сентября 1916 года Рихтгофен переводится на Западный фронт. Он начинает свою карьеру в эскадрилье Jagdstaffel-2 на биплане "Альбатрос D. II". И хотя для всех Рихтгофен остался в памяти со своим трипланом "Фоккер Dr. I", подавляющее большинство своих полетов он совершил на бипланах "Альбатрос D. II" и "Альбатрос D. III".
17 сентября 1916 года Рихтгофен официально открывает счет своим воздушным победам -- сбитый самолет наконец упал там, где надо - на территории Германии. Два самолета, отправленных Рихтгофеном за первый год его летной карьеры на землю Франции, засчитаны не были.
4 января 1917 года Рихтгофен доводит свой счет до 16 воздушных побед, что делает его лучшим немецким асом из ныне живущих. 12 января он удостаивается ордена Pour le Merite. Ему поручают командование эскадрильей Jasta 11. Рихтгофен решает окрасить некоторые части своей машины в красный цвет, отчасти для того, чтобы свои наземные войска легко опознавали его в воздухе и не стреляли по нему. Также полагают, что он выбрал красный цвет из-за того, что он был цветом его подразделения уланской кавалерии. Поступок Рихтгофена породил целый ряд традиций: каждый аэроплан его эскадрильи тоже был покрашен в красный цвет (но в раскраске обязательно присутствовали и другие цвета - только командир эскадрильи, "красный барон" фон Рихтгофен летал на красной машине без других добавочных цветов), а позже английские летчики стали красить нос своих машин в красный цвет, выражая тем самым свое намерение подбить "красного барона".
Англичане также создали специальную эскадрилью для того, чтобы сбить "красного барона" -- так называемая "антирихтгофенская эскадрилья", или "антирихтгофенский клуб". Неудачно.
В апреле 1917 года Рихтгофен превзошел самого Бельке, своего учителя, сбив 40 сомолетов. Он стал орудием немецкой пропаганды. У союзников тоже были свои герои - имена таких асов как англичанин Болл и француз Гинемер стали легендой. Эти яркие личности, "рыцари воздуха", как их называли, прославились на весь мир. Из американских асов одним из лучших был Рауль Лафберри (16 побед), служивший раньше во французской эскадрильи Лафайетт. Но все эти герои погибли. Сначала Лафберри и Гинемер, а затем и Болл. Последний в жестокой схватке с Воздушным цирком сбил брата Рихтгофена Лотара, но тот остался жив, а Болл в этом же бою погиб. Только Красный Барон казался непобедимым. Он превратил воздушный бой в точную науку. Кроме того Рихтгофен стал отличным воздушным акробатом. Он расстреливал жертву с очень близкого расстояния, открывая огонь лишь в тот момент, когда был уверен, что сможет нанести смертельный удар по машине или самому пилоту. Манфред фон Рихтгофен не относился к разряду шутников, но однажды он сказал:"Я предпочитаю видеть лицо своего клиента". В июле 1917 года произошло невероятное - в жесточайшей схватке сразу с шестью ФЕ-2 Красный Барон был тяжело ранен в голову. Чудом избежав смерти, почти ослепший, в полубессознательном состоянии, он все-таки посадил свой Альбатрос. Через три недели он сбежал из госпиталя и с перевязанной головой повел своих пилотов в бой.
Fokker DR-1 Plans
Многие верили, что красным аэропланом на самом деле управляет женщина, некая немецкая Жанна д’Арк. Однажды эскадрилья фон Рихтгофена захватила в плен английского летчика, который, конечно же, стал допытываться, кто же летает на красном аэроплане. Сам он был твердо убежден, что им управляет девушка. Как описывает этот случай сам Манфред фон Рихтгофен: "Он был крайне удивлен, когда я уверил его, что эта гипотетическая девушка сейчас стоит прямо перед ним. Он не был настроен шутить. Он в действительности был убежден, что только девушка может сидеть в машине такой экстравагантной раскраски".
Враги называли Рихтгофена не только "красным бароном", но и "красным дьяволом" и "красным рыцарем". Когда красный аэроплан появлялся над вражескими позициями, все уже знали, что, пока он остается здесь, небо будет принадлежать немцам. Ибо все свято верили, что "красный барон" непобедим. Боевой дух в войсках сразу же резко падал.
Превосходство в воздухе часто зависит от чуть большей скорости, чуть более крутого виража, чуть большей скорострельности пулемёта и, конечно, от умения пилота выжать всё из этих преимуществ. Было немало пилотов не хуже чем Манфред фон Рихтгофен, но он умел бороться до конца. 16 Ноября 1917 года его наградили орденом "За личную храбрость". Тогда же он был назначен командиром Jasta-2. В отличие от британских ВВС, немцы собирали своих лучших пилотов в элитные подразделения. Под командованием Рихтгофена служил и его брат - Лотар, закончивший войну с 40 победами. Их разноцветные самолёты дали подразделению прозвище "Воздушный цирк". При дальнейшей реорганизации немецких ВВС в июне 1917 года, Манфред фон Рихтгофен командовал уже четырьмя группами Jasta, собранными в боевое крыло Jagdgeschwader-1.
Слава Рихтгофена объяснялась и тем, что с сентября 1917 года и до дня своей гибели в апреле 1918 года, на красном Фоккере он продемонстрировал свое уникальное мастерство. Летая на этом триплане, Рихтгофен одержал 17 последних побед. Между тем сопротивление англичан в воздухе день ото дня усиливалось. Благодаря всё возрастающему числу самолётов нового поколения, баланс сил в воздушном пространстве покачнулся в сторону союзников. Среди их новых самолетов особенно выделялся СЕ5А, противостоявший трипланам Красного Барона, а также Сопвич Кэмел, чьё прозвище произошло от двугорбой формы кожуха, закрывавшего его спаренные пулемёты. К концу войны Верблюды сбили более 1300 немецких самолётов. Но число побед самого Рихтгофена все росло. Сопвич Пап, который он сбил летая на Фоккере, был 61 его победой. Английский пилот сбитого самолета Берд, взятый в плен Красным Бароном, был счастлив что хоть уцелел. Но один человек не в силах изменить ход событий, к тому же в апреле 1917 года Соединенные Штаты объявили Германии войну. Пять месяцев спустя боевая эскадрилья ВВС США вступила в битву на стороне англичан и французов. Американцы летали на английских и французских самолётах, так как собственных боевых машин у США пока не было. Однако само участие американцев в военных действиях резко подняло моральный дух союзников. Время работало против Германии.
К этому моменту Рихтгофен стал чем-то вроде национальной иконы. Но Красный Барон стал уставать от своей популярности и с большим удовольствием проводил свободное время с любимой собакой Морицем, чем с людьми. Казалось, что не только окружающие, но и сам Манфред фон Рихтгофен уверовал в свою исключительность и бессмертность. Он вел себя надменно, вызывая в людях уважение, но не поклонение.
Финальная глава Красного Барона началась 21 марта 1918 года, когда отборные части Германии ринулись в последнее наступление на Западном фронте. Пока наступала пехота, звено Яг-1 находилось на земле, но на рассвете 3 апреля трипланы поднялись в воздух. К 20 апреля на счету Красного Барона было уже 80 побед. Последней его жертвой стал Сопвитч Кэмел, расстрелянный почти в упор. И вот настал роковой для Рихтгофена день. 21 апреля его звено напало на два самолета - разведчика. Жестокая схватка над английской линией обороны вызвала зенитный огонь. На помощь своим разведчикам в воздух поднялась эскадрилья капитана Брауна. Рихтгофен сразу же выбрал себе лейтенанта Мэя, который в пылу боя расстрелял все свои патроны, и стал прижимать его к земле. Теперь они находились над районом австралийских войск. Пролетая совсем низко над вражескими траншеями, Рихтгофен нарушил одно из основных своих правил - никогда не подвергаться ненужному риску. Австралийские пулемётчики открыли огонь по пролетавщему над ними триплану. Во время преследования тщетно старавшегося увернуться Мэя, Рихтгофен подставил себя под находившийся под ним пулемёт. Преследователь стал преследуемым. На хвост Рихтгофена, поглощённого желанием добить противника, сел капитан Браун, пытавшийся достать пулемётной очередью красный Фоккер. Что случилось дальше, неясно. Известно только то, что по триплану стреляли и с земли, и с воздуха. Через минуту он рухнул в поле.
Тело Рихтгофена было в самолёте, и руки его все ещё сжимали штурвал. Скоро от оборудования Фоккера ничего не осталось - есть ли лучший сувенир, чем деталь самолёта знаменитого аса? Никто не смотрел под каким углом были сделаны пробоины в сбитом самолете и сколько их. На следующий день Рихтгофен был похоронен на кладбище у деревушки Бертангу. Вскрытия его тела не производилось. После поверхностного медицинского осмотра был сделан вывод, что Красного Барона убила пуля, выпущенная капитаном Брауном. Через десять дней Манфреду фон Рихтгофену исполнилось бы 26 лет. В ноябре 1925 года останки Красного Барона были перевезены в Германию и захоронены на Берлинском кладбище инвалидов.
Рихтгофен ушел из жизни, но вопрос о том, кто же выпустил убившую его пулю, остался открытым. После гибели Красного Барона генерал Роуленсон лично поздравил двух австралийских пулеметчиков Иванса и Буйе с победой над грозным асом. Однако пилоты подразделения британских королевских ВВС, которым командовал капитан Браун, твердо стояли на своем. Они утверждали, что честь победы принадлежит их командиру. Доказать что-либо было практически невозможно - самолёт Рихтгофена растащили на сувениры, очевидцы события показали, что Рихтгофен был ранен в ноги и живот, и на полу его кабины было море крови. В целом показания очевидцев свидетельствуют, что он был убит очередью с земли, а не пулей Брауна. Но правды мы не узнаем никогда.
Михаэль Шумахер - (род. 3 января 1969 в Хюрт-Хермюльхайме, Германия) - немецкий автогонщик Формулы-1. Семикратный чемпион мира, двукратный вице-чемпион мира и трижды бронзовый призёр. Обладатель многочисленных рекордов Формулы-1: по числу побед (91), подиумов (155), побед за один сезон (13), быстрых кругов (77), а также чемпионских титулов подряд (5). В прессе его часто называют «Красным бароном» или «Шуми». В Первую мировую войну «Красным бароном» звали лучшего аса войны - барона Манфреда фон Рихтгофена, который летал на аэроплане красного цвета. Шумахер же получил прозвище «Красный барон» из-за национального сходства, болида «Феррари» красного цвета, красной спортивной формы и своей непобедимости.
Его карьера началась в четырёхлетнем возрасте с построенного его отцом карта, отец был управляющим местной картинг трассы. В пять лет он уже участвовал в соревнованиях. Были попытки найти себя в дзюдо, но, в конце концов маленький Шуми, решил сосредоточиться на картинге.
В 14 лет Шумахер получает лицензию гонщика и начинает выступать в официальных соревнованиях. В 1984-1987гг он выигрывает несколько европейских и немецких чемпионатов по картингу, включая серию «Формула Кёниг». В 1990 выигрывает уже немецкую Формулу-3, одержав 5 побед по ходу сезона. Участвует в чемпионате мира в гонках на выносливость (как участник молодёжной программы Mercedes Junior) с и Карлом Вендлингером, выиграв в 1990 году этап в Мексике, а в 1991 году в Японии.
Дебют и первые победы Шумахера в Формуле-1
В 1999 на Гран-при Великобритании попадает в аварию (в результате атаки на своего напарника) в которой ломает ногу, в результате чего пропускает 6 гонок и теряет шансы на очередной титул, однако вернувшись в конце сезона помогает команде выиграть кубок конструкторов - впервые с 1983 года.
На следующий год начинается пятилетняя эра Михаэля Шумахера , в период с по год он выигрывает 5 титулов подряд, одержав в этот период 48 побед и став самым титулованным гонщиком за всю историю Формулы-1. Завоевав в 2000 году первый титул для Феррари за 21 год, побив в по количеству завоеванных титулов.
За несколько гонок до завершения сезона 2012 года, Михаэль Шумахер объявил о завершении карьеры по окончанию чемпионата. На той конференции Михаэль говорил, что проигрыш - может научить большему чем победа, и что он не осознавал этого в первой более успешной части своей карьеры. "Просто ездить по трассе - это не соответствует моим амбициям, я хочу бороться за победы и получать удовольствие от пилотирования". Но всё же Михаэль остался своей доволен работой и сказал спасибо своим партнёрам, команде и семье!
Несчастный случай
29 декабря 2013 года Шумахер с сыном и его друзьями выехал во французские Альпы на горнолыжную трассу курорта Мерибель. Михаэль выехал за пределы трассы на неподготовленный склон и проехал около 20 м проехал пока не споткнулся о невидимый под снегом камень, он упал и ударился правой стороной головы о выступ скалы, причём при падении одна из лыж не отстегнулась. От удара шлем, в котором был бывший гонщик - сотни раз рисковавший своей жизнью в гонках, раскололся.
Схема падения Михаэля на горнолыжном курорте в конце 2013 года
Михаэль вертолётом был доставлен в госпиталь в Мутье, после чего был перевезён в клинику в Гренобле. Поначалу он находился в сознании. Однако уже во время транспортировки на вертолёте произошёл коллапс и пришлось совершить вынужденную посадку для того, чтобы подключить Шумахера к аппарату искусственной вентиляции лёгких. Ему были проведены две нейрохирургические операции, он был введён в искусственную кому. Состояние спортсмена оценивалось как критическое.
Место падения Михаэля. 1 - запнулся на заснеженном скальнике, 2 - ударился о два камня, 3 - перевернувшись ударился головой о скалу, 4 - кровь на месте падения.
Во время несчастного случая Михаэль был в защитном шлеме с включенной камерой. Это подтвердил и прокурор Альбервиля Патрик Кенси на пресс конференции. Началось расследование, следователи беседовали с сыном Шумахера и его другом, которые были очевидцами трагедии с целью уточнения подробностей происшествия. В итоге, расследование не выявило никаких нарушений на горнолыжной трассе, а так же не обнаружили неисправностей в инвентаре Михаэля.
В конце января 2014 года, врачи начали плавный вывод Шумахера из состояния искусственной комы, постепенно снижалась дозировку седативных препаратов. В июне менеджер Шумахера (Сабина Кем) заявила, что Михаэль уже не в коме и покинул больницу в Гренобле, чтобы продолжить курс реабилитации, который будет проходить в больнице, местоположение которой не разглашается. Она попросила журналистов отнестись с пониманием к сложившейся ситуации и сообщила, что реабилитация будет проходить вдали от общественности. В сентября 2014 Сабине Кем сообщила, что Шумахер вернулся домой и будет проходить курс реабилитации дома.
По словам бывшего гонщика Формулы-1 , по состоянию на ноябрь 2014 Михаэль был прикован к креслу, не мог говорить, у него были проблемы с памятью. Однако менеджер Сабине Кем опровергла эту информацию, заявив, что Стрейфф не является другом семьи и сведения о состоянии его здоровья получил из неизвестного ей источника. Глава медицинского департамента так же заявил, что не сообщал Стрейффу какую-либо информацию о состоянии спортсмена.
В июле 2016 года менеджер Шумахера заявила, что ситуация очень сложна, и предоставить какие-либо подробности по состоянию семикратного чемпиона они к сожалению не могут.
