Бэла

Рассказчик-офицер, странствующий по Кавказу, встречает попутчика - старого штабс-капитана Максима Максимыча, бывшего коменданта крепости на южных рубежах России. Тот рассказывает ему историю о молодом офицере Григории Печорине, прибывшем служить под его командование. Печорин был сослан на Кавказ после какой-то неприятной истории.

Офицер был «славный малый», «но из тех людей, с которыми должны случаться разные необыкновенные вещи». Он и Максим Максимыч быстро стали приятелями. Однажды местный горский князь пригласил их на свадьбу дочери. Там Печорин встретил Бэлу, младшую дочь князя. Красавица горянка, она так разительно отличалась от всех светских красавиц, которые были в жизни Печорина, что он решил выкрасть её из отцовского дома.

На эту мысль Печорина подтолкнул рассказ Максима Максимыча о случайно услышанном разговоре брата Бэлы и Казбича - одного из гостей князя, которому тоже очень нравилась девушка. Мальчик очень просил Казбича продать ему своего коня, лучшего во всей Кабарде, за любые деньги, был согласен на всё и даже предложил украсть для него свою сестру. Но тот отказался, и это было на руку Печорину.

Пообещав мальчику помочь увести коня у Казбича в награду за Бэлу, Печорин получил желаемое, хотя и без одобрения Максима Максимыча. Брат девушки привёз её в крепость, забрал коня, пока Печорин отвлекал Казбича, и исчез навсегда, боясь мести лихого горца. Казбич тяжело переживал обман и потерю коня, рано или поздно его месть должна была коснуться участников событий.

Бэла жила в русской крепости, тоскуя по дому и не отвечая на ухаживания Печорина. Ему не удалось растопить лёд в её сердце ни словами любви, ни подарками. Но со временем её сердце оттаяло, и она полюбила его. Печорин же к этому времени начал охладевать к Бэле и тяготиться ею.

Скука, вечная спутница Печорина, снова начала одолевать его. Все чаще он надолго уезжал на охоту, оставляя девушку одну в крепости.

Вскоре объявился Казбич и похитил Бэлу. Услышав её крик, Печорин и Максим Максимыч бросились в погоню. Казбич, понимая, что ему не уйти, бросил девушку, смертельно ранив её. Бэла умерла через два дня на руках у Печорина. Утрату он пережил глубоко в себе и о Бэле больше никогда не говорил. Вскоре после похорон его перевели в другую часть. С Максимом Маскимычем они встретятся только через пять лет.

Максим Максимыч

Продолжая своё путешествие, офицер-рассказчик снова встречает Максима Максимыча в придорожной гостинице. В это же время, здесь же, по пути в Персию, останавливается Печорин. Старый комендант очень рад предстоящей встрече и в нетерпении просит лакея доложить Печорину, что ждёт его у себя. Максиму Максимычу приходится ждать его очень долго - весь вечер и ночь. Он не понимает, почему Григорий, его старый друг, не спешит увидеться с ним.

Когда, наконец, Печорин появляется, то, вопреки ожиданиям старика, лишь холодно и вскользь приветствует сослуживца и сразу же собирается уезжать. Максим Максимыч просит его остаться подольше, но тот, ссылаясь на спешку, отказывается. Старик с огорчением говорит: «Не так я думал с вами встретиться», и слышит в ответ: «Полно, всякому своя дорога». Максим Максимыч спрашивает у Печорина, что делать с его журналом, который старик хранил всё это время, надеясь вернуть при случае, и слышит в ответ: «Что хотите».

Печорин уезжает.

Максим Максимыч, глубоко огорчённый, отдаёт журнал Печорина рассказчику. Ему он уже без надобности.

Путевые заметки офицера вместе с дневником Григория Печорина становятся романом, который он решает опубликовать, узнав, что героя уже нет в живых. Григорий умер по пути домой из Персии. Этот журнал - наблюдение ума над терзаниями души, написанный без тщеславия и честно. Главный вопрос, который занимает Печорина, - в какой мере человек может распоряжаться своей судьбой?

Тамань

Находясь в поездке по казённой надобности, Печорин остановился в Тамани. Ему пришлось поселиться в доме на берегу, в котором «сильно нечисто». В мрачном доме жили глухая старуха и слепой мальчик.

Ночью Печорин заметил, что слепой отправился к берегу моря и, ведомый любопытством, решил проследить за ним.

На берегу он увидел незнакомую девушку - вместе с мальчиком она ждала кого-то с моря. Спустя некоторое время к берегу причалила лодка, и мужчина в ней спустил на берег груз, а мальчик и девушка ему помогли. Наутро, снова увидев девушку, Печорин познакомился с ней и спросил о ночном происшествии. Но странная девушка, смеясь и говоря загадками, так и не ответила ему. Тогда Печорин пригрозил рассказать властям о своей догадке про контрабандную переправку товара, о чём впоследствии пожалел: эти слова едва не стоили ему жизни.

Ближе к ночи девушка позвала Печорина на свидание у моря. Это вызвало у него опасение, но он пошёл, и вместе они отплыли на лодке в море.

Неожиданно девушка бросилась на Печорина и попыталась столкнуть его в воду, но ему удалось удержаться в лодке, сбросить эту ундину в море и вернуться на берег.

Позже Печорин вернулся на то место, где видел контрабандистов, и встретил их там вновь. На этот раз мужчина уплыл отсюда вместе с девушкой навсегда, а слепого мальчика оставили на произвол судьбы. На следующее утро Печорин уехал из Тамани. Он жалел, что невольно нарушил покой честных контрабандистов.

Княжна Мери

После ранения Печорин прибыл долечиваться на воды, в Пятигорск. Тут он встретил своего старого приятеля - юнкера Грушницкого, который тоже лечился после ранения, и с которым они были «наружно в самых дружеских отношениях». Однако, Печорин чувствовал: «мы когда-нибудь столкнёмся на узкой дороге и одному из нас несдобровать».

Из всей почтенной публики, проходящей лечение на водах, выделялись Лиговские - княгиня и её прелестная дочь Мери. Грушницкий, целью которого было «сделаться героем романа», моментально очаровался княжной и начал искать повод для знакомства с Мери и официального визита в их дом. Княжна не спешила заводить с ним знакомство, хотя он был очень романтичен в своей старой солдатской шинели. Ей казалось, что этот офицер был разжалован за дуэль.

Печорин же, напротив, подчёркнуто избегал возможности знакомства и не спешил нанести визит в дом княгини, чем вызвал немалое удивление, недоумение и интерес Лиговских. Об этом он узнал от своего нового знакомого - местного доктора Вернера, с которым они сдружились. Печорин, спасаясь от скуки провинциального городка, решил покорить сердце девушки, прекрасно понимая, что этим вызовет ревность Грушницкого, который уже страстно влюблён в Мери. Эта идея его позабавила и добавила интригу в происходящее.

От Вернера он узнал, что у княгини гостит очень больная родственница. По описанию доктора Печорин узнал Веру, свою давнюю возлюбленную. Они встретились, и в его душе всколыхнулись забытые чувства. Чтобы они могли чаще видеться, не вызывая слухов и разговоров в городе, Вера предложила Печорину чаще бывать в доме княгини и начать ухаживать за Мери для отвода глаз. Он согласился - хоть какое-то развлечение.

На балу Печорин спас Мери от приставаний пьяного офицера, и княгиня из благодарности пригласила его нанести визит в их дом. Но и во время приёма в доме княгини Печорин проявил равнодушие к Мери, чем разозлил её. Она не понимала его холодности, и это лишь добавило накала страстей в игре Печорина. У него был свой план обольщения неопытной барышни.

Все мысли княжны Мери теперь занимал Печорин, а ухаживания Грушницкого ей уже порядком надоели. Даже когда Грушницкий появился в новом офицерском мундире, это не произвело на неё должного впечатления - она становилась всё холоднее с ним. Грушницкий видел причину этой холодности в её увлечении Печориным, он ревновал и подчёркнуто сторонился бывшего приятеля.

Обиженный тем, что Печорин насмехается над его чувствами к Мери, Грушницкий с друзьями решает проучить бывшего приятеля, чтобы сбить с него его спесь: при случае вызвать на дуэль, а пистолет его оставить незаряженным. Печорин случайно услышал этот разговор. Ему стало обидно, что друг, пусть и бывший, решил выставить его на посмешище. В голове Печорина сложился иной план.

Мери всё больше влюблялась в Печорина, а Вера начала ревновать и потребовала с Печорина обещание, что он не женится на княжне.

Во время одной из прогулок Мери призналась Печорину в любви, но он не ответил ей. «Хотите ли этого?» - продолжала она, но Печорин безразлично промолвил: «Зачем?». После этого Мери спешно вернулась к себе. Печорин наслаждался своим достижением - он влюбил в себя девушку, не зная зачем.

Тем временем город уже полнился слухами, что Печорин собирается жениться на Мери. Печорин догадывался, кто является их источником. Вернер предостерегал его, а княгиня ждала, что он в скором времени предложит Мери руку и сердце. Но Печорин опроверг эти слухи, ведь свободу он ценил больше всего.

Вера и Печорин продолжали видеться. В один из вечеров, когда весь город собрался на представлении приезжего фокусника, Вера пригласила Печорина к себе на тайное свидание. Спускаясь глубокой ночью с её балкона, он оказался напротив окон княжны Мери, которая жила этажом ниже - она тоже осталась дома и не пошла на представление. Печорин заглянул в окно, увидел девушку, спрыгнул на траву и наткнулся на людей, в одном из которых узнал Грушницкого. Они притворились, что приняли его за вора, и завязали потасовку. Печорин убежал. На следующий день Грушницкий во всеуслышание объявил, что знает, кто был в эту ночь на свидании в спальне у Мери. Имя её любовника - Печорин.

Оскорблённый Печорин вызвал Грушницкого на дуэль. Придя домой, он рассказал Вернеру о предстоящей дуэли и о том, что Грушницкий задумал сделать с пистолетами. Вернер согласился быть его секундантом.

В назначенное время участники дуэли собрались в условленном месте. Грушницкий, следуя плану розыгрыша, предложил стреляться с шести шагов. Печорин же захотел переместиться на скалу, и стреляться на самом краю обрыва, чтобы даже лёгкая рана была смертельной. Труп в этом случае спишут на черкесов.

По жребию - вот она, Судьба - стрелять первым выпало Грушницкому. Перед ним встал сложный выбор - признаться в низком поступке, недостойном офицера, или стать убийцей. Но отступать офицеру не к лицу - он выстрелил и ранил Печорина в ногу.

Настала очередь Печорина. Он посоветовал Грушницкому помолиться и прислушаться - не говорит ли с ним его совесть? Но на лице Грушницкого не было даже «лёгкого следа раскаяния». Он настаивал на продолжении дуэли. Тогда Печорин сообщил своему секунданту, что его пистолет забыли зарядить. Второй секундант возмутился возможностью этого и отказался менять пистолеты. Но Грушницкий признал правоту Печорина и, испытывая в душе бурю чувств, потребовал продолжения дуэли - «нам на земле вдвоём нет места...». Печорин был вынужден стрелять.

Убийство Грушницкого приписали, как и задумывалось, черкесам. Вера, узнав о дуэли, в сильном волнении призналась мужу, что любит Печорина, и муж в негодовании увёз её из города. Печорин, получив её прощальную записку, бросился за ней, но не догнал. Только сейчас он понял, что Вера - единственная женщина, которая ему дорога, она одна любит и принимает его безоговорочно.

Начальство Печорина всё же заподозрило, что тот участвовал в дуэли, и тихо перевело его служить в крепость на Кавказе. Перед отбытием он нанёс визит в дом княгини Лиговской. Она поблагодарила Печорина за то, что он спас доброе имя её дочери и поинтересовалась, почему он не делает предложение Мери, ведь она богата, хороша собой, и очень его любит. Но Печорин попросил уединённого разговора с княжной, во время которого сообщил, что не любит её и смеялся над ней всё это время. В ответ он услышал: «Я вас ненавижу». Через час Печорин уехал.

Фаталист

Как-то раз батальон Печорина стоял в одной из казачьих станиц. По вечерам офицеры развлекали себя игрой в карты. Во время одной из них зашёл разговор о судьбе - написана она на небесах или нет, предопределена ли жизнь и смерть человеческая? Разговор перешёл в спор, офицеры разделились на тех, кто за, и тех, кто против.

Один из офицеров, Вулич, страстный игрок и фаталист, предложил проверить, «может ли человек своевольно распоряжаться своей жизнью, или каждому из нас назначена роковая минута». Печорин объявил пари, и Вулич согласился - если суждено ему умереть сегодня, он умрёт, если нет, останется жив.

Вулич взял наугад пистолет, все присутствующие замерли - сейчас может случиться непоправимое. Печорину показалось, что он видит печать смерти в глазах Вулича. Он сказал ему об этом: «Вы нынче умрёте». Вулич выстрелил себе в висок - осечка! Все облегчённо вздохнули, обрадовавшись, что пистолет не заряжен и никто не погиб. Но Вулич сделал выстрел в сторону - пуля пробила фуражку на стене, пистолет был заряжен. Ошеломлённые офицеры вскоре разошлись, а Печорин так и не понял, почему ему всё ещё кажется, что Вулич сегодня должен умереть.

Под утро Печорина разбудили известием, что нашли зарубленного шашкой офицера. Это был Вулич. Его смерть в обличии пьяного казака с шашкой нашла его по дороге домой. Так Печорин невольно предсказал судьбу несчастному офицеру.

Казака-убийцу быстро нашли, он заперся в хате и сдаваться не собирался, угрожая стрельбой. Никто не решался взломать дверь и нарваться на его пулю. Тут у Печорина мелькнула странная мысль: подобно Вуличу он вздумал испытать судьбу. Через окно он проник в дом, казак выстрелил, но задел лишь эполет Печорина. Подоспевшие на помощь станичники скрутили и увели казака. Печорина чествовали как настоящего героя.

После этого случая Печорин долго не мог решить, быть ли ему фаталистом, ведь не всё так просто, как может казаться.

Возвратившись в крепость, Печорин рассказал о произошедшем Максиму Максимычу и спросил, верит ли он в предопределение. Штабс-капитан, значительно покачав головой, предположил, что оружие часто даёт осечку, а бедного офицера, конечно, жаль, но, видать, так на роду написано. На том и закончен был этот разговор.

Завершающей частью произведения Лермонтова «Герой нашего времени» является повесть «Фаталист». События в данной главе происходят у казачьей станицы, где в течение двух недель пребывал главный герой. В основном офицеры тем и занимались, что играли в карты. Но однажды между ними произошел раздор.

Один из офицеров рассказывал всем находящимся один исламский рассказ о том, что судьба каждого человека уже давно решена и человек не является хозяином своей судьбы. Большинство согласились с этим утверждение. Однако нашел и тот, кто был не согласен. Горячий и отважный поручик Вулич. Он призвал испробовать рассуждение о предначертание судьбы человека. Поручик заявил, что если жребий брошен, то выстрел из пистолета не убьет его и предложил пари. Только один человек выразил согласие, это был Печорин.

В тот же миг Вулич взял пистолет, перезарядил его и выстрелил. Но оружие срикошетило. В тот же миг Печорин замечает на его физиономии смерть и сообщает, что тот сегодня умрет. Следующий выстрел сделал большую дыру в шляпе, висящей на стене. Затем Печорин усомнился в своих словах. Спустя некоторое время все расходятся. Когда Печорин направляется домой, то все еще обдумывает слова, которые сказал поручику и продолжает верить в них. По дороге он видит тушу порубленной свиньи, а люди разыскивали захмелевшего казака. Утром Печорина сообщают о том, что Вулича зарезал тот самый казак.

По своей натуре сам Печорин был фаталистом. Так когда представилась такая возможность, он сам принял решение узнать свою судьбу. Убийца поручика замкнулся в доме на окраине. Когда его отвлекли, Печорин влез в окно. Казак начал защищаться и стрелять, но Печорину удалось спастись целым. Когда он вернулся в крепость, то сразу же сообщает эту историю Максиму Максимович. Выслушав рассказ тот ответил, что с пистолетами такое частенько случается, и затем продолжил, видимо, в Вулича судьба такая.

В «Фаталисте» определённая ночная картина в размышлениях героя о сравнимости звезд и судеб людей словно переходит во «всемирной». Вырисовывается лирическое отступление, которое передает философский смысл образа Печорина и повести «Фаталист» как эпилога романа.

Вариант 2

В главе романа «Фаталист» все действующие лица объединяются вокруг главного героя. Эта глава – дневник Печорина, помогает наиболее точно понять все его действия. Печорин не согласен с обществом, он противостоит ему, но восстать против него он не может.

Печорин остается верен своим принципам, не смотря ни на что. В то время, когда его знакомые просят Вулича положить пистолет, Печорин предлагает или положить пистолет, или застрелиться. После трагических событий вечера мы наблюдаем интересные размышления главного героя романа. Да, он признает свою виновность, но со слов товарищей. Размышляя дальше, он приходит к выводу о том, что сегодняшнее поколение молодежи лишь жалкие потомки, не способные ни мыслить, ни чувствовать, ни действовать. Будто они скитаются по земле с мыслью о неизбежном конце. Он как бы ставил в упрек молодому поколению их бездействие. Но сам он целиком под властью фатума.

Во времена Печорина очень многие люди, вследствие невозможности объяснить то или иное событие были фаталистами, верили в неизбежность судьбы. Ввиду чего вся общественная жизнь казалась бесполезной и не имеющей смысла. Лермонтов в романе, но в основном в главе «Фаталист», хотел подчеркнуть, что кроме рока существует еще и воля человека. Таким он и пытался изобразить Печорина. Он испытывает свою судьбу, бросаясь навстречу смерти, и побеждает ее. Бороться и противостоять просто необходимо. Он действовал, но как бы по намеченному плану событий, для проверки или сравнения. Отправляясь в путешествие, Печорин обронил фразу: «Авось где-нибудь умру!» Заведомо готовя себя к неизбежности, и не важно, при каких обстоятельствах. Ведь физически Печорин абсолютно здоров, но душа была неизлечимо больна.

Печорин ненавидит всех вокруг. Причиняет боль просто так, без причин, даже самым близким людям. Эгоистическая натура героя несет лишь слезы и смерть. Он способен жить в своем индивидуализме, такое общество ему в тягость. Он никогда не жертвует своими принципами, своими взглядами, тогда как окружающих его близких с легкостью приносит в жертву. Такие его поступки совершаются не по злобе душевной, а по причине борьбы внутри его самого. Мы видим его измученным собственным эго. Печорину самому очень тяжело жить с такими разрывающими его взглядами. Но в то же время он не готов пожертвовать своими личностными принципами.

Лермонтов нам показал не эгоиста фаталиста, а поднял глубоко философскую тему о предназначении человека на земле.

Анализ 3

Место личности в обществе всегда волновали писателей и поэтов разных эпох. Множество произведений посвящено этой теме. Примеры поиска ответа на поставленный вопрос прослеживаются в творчестве М.Ю.Лермонтова. Роман «Герой нашего времени» не исключение.

Главный герой романа Печорин ищет смысл жизни, он постоянно испытывает судьбу и никак не может определиться со своим местом в обществе. Роман состоит из пяти частей, последняя из которых Фаталист подводит итог всего повествования. Все главы романа представляют собой отдельную сюжетную линию их можно рассматривать как самостоятельные произведения. Объединяют их всех главное действующее лицо.

К завершающей части романа Лермонтов последовательно приводит читателя предыдущими главами, в которых дается возможность понять характер и нравственный образ героя. Логическим завершением повествования стало философский-нравственные рассуждения Печорина о смысле жизни и оправданием его поступков. На первый взгляд умный человек, герой полностью полагается на судьбу. Он считает, что жизненный путь человека продиктован роком и изменить его нельзя.

Глава состоит классически из экспозиции, основной части и финала. Начинается она со спора между офицерами о закономерности судеб. Условно спор ставит перед автором задачу показать предопределен ли судьбой смертный час человека, ответственен ли герой за свои безрассудные поступки, играя со смертью. Вулич пытается доказать Григорию о реальном существовании фатума, на спор он выхватывает первый попавшийся пистолет и стреляет себе в голову. Пистолет дал осечку, что, по его мнению, ясно доказывает существование рока. Печорин же в выстреле увидел приближающуюся смерть Вулича, но тот выстрелил еще раз, тем самым показав напрасные предостережения героя.

Когда же Печорин узнает о гибели офицера от руки пьяного казака, он вновь подтверждает свое убеждение о существовании знаков судьбы, независимо от поведения человека и его поступков. Отличие главного героя от погибшего друга –это не без цельная его игра со смертью.

Основная часть главы «Фаталист» - проверка главным героем своей судьбы. Он, находясь на волоске от смерти, под прицельными выстрелами убийцы друга смог обезвредить преступника. Вот опять фортуна повернулась лицом в Григорию, который стал задумываться над тем стоит ли рисковать жизнью без причин и все ли зависит от судьбы.

Финальная часть романа- размышление героя о своей жизни, которая прошла без цели и разменивалась по пустякам. Печорин оказался лишним человеком для общества того времени, он это понимает, душа его пустота.

Интересен кольцевой прием, используемый М.Ю.Лермонтовым в идейно-сюжетной линии произведения. Роман заканчивается там же где начинался в крепости. Автор словно подчеркивает возможность повторного развития события.

Глава «Фаталист»- посвящение новому поколению. В ней Лермонтов показывает свое отношение к герою, мастерски выстраивая сюжет и поводя его к философской теории Печорина. Возможно неоднозначное отношение читателя к главному герою, но ясно одно Лермонтов - психолог души человеческой.

  • В чём сила и слабость Базарова? Сочинение про нигилизм Базарова 10 класс

    Молодой человек, по имени Евгений базаров, был явным приверженцем нигилизма, он отрицал все действующие порядки каких-либо авторитетов. Но все события, которые стали последствиями его бурной личной жизни

  • Анализ повести Остров Борнгольм Карамзина

    Произведение по жанровой направленности относится к романтическим сочинениям писателя, рассматривающим взаимоотношения между мужчиной и женщиной.

  • Сочинение География мой любимый школьный предмет 5 класс рассуждение

    Удивительно приятная вещь, когда идешь в школу с радостью, зная, что сегодня будет твой любимый предмет. Не нужно сидеть за партой и ждать перемены. Наоборот, ты сидишь, открыв рот и внимаешь учителю

  • ФАТАЛИСТ

    Мне как-то раз случилось прожить две недели в казачьей станице на левом фланге; тут же стоял батальон пехоты; офицеры собирались друг у друга поочередно, по вечерам играли в карты.

    Однажды, наскучив бостоном и бросив карты под стол, мы засиделись у майора С*** очень долго; разговор, против обыкновения, был занимателен. Рассуждали о том, что мусульманское поверье, будто судьба человека написана на небесах, находит и между нами, христианами, многих поклонников; каждый рассказывал разные необыкновенные случаи pro или contra.

    Все это, господа, ничего не доказывает, - сказал старый майор, - ведь никто из вас не был свидетелем тех странных случаев, которыми подтверждаете свои мнения?

    Конечно, никто, сказали многие, - но мы слышали от верных людей...

    Все это вздор! - сказал кто-то, - где эти верные люди, видевшие список, на котором назначен час нашей смерти?.. И если точно есть предопределение, то зачем нам дана воля, рассудок? почему мы должны давать отчет в наших поступках?

    В это время один офицер, сидевший в углу комнаты, встал, и медленно подойдя к столу, окинул всех спокойным взглядом. Он был родом серб, как видно было из его имени.

    Наружность поручика Вулича отвечала вполне его характеру. Высокий рост и смуглый цвет лица, черные волосы, черные проницательные глаза, большой, но правильный нос, принадлежность его нации, печальная и холодная улыбка, вечно блуждавшая на губах его, - все это будто согласовалось для того, чтоб придать ему вид существа особенного, не способного делиться мыслями и страстями с теми, которых судьба дала ему в товарищи.

    Он был храбр, говорил мало, но резко; никому не поверял своих душевных и семейных тайн; вина почти вовсе не пил, за молодыми казачками, - которых прелесть трудно достигнуть, не видав их, он никогда не волочился. Говорили, однако, что жена полковника была неравнодушна к его выразительным глазам; но он не шутя сердился, когда об этом намекали.

    Была только одна страсть, которой он не таил: страсть к игре. За зеленым столом он забывал все, и обыкновенно проигрывал; но постоянные неудачи только раздражали его упрямство. Рассказывали, что раз, во время экспедиции, ночью, он на подушке метал банк, ему ужасно везло. Вдруг раздались выстрелы, ударили тревогу, все вскочили и бросились к оружию. "Поставь ва-банк!" - кричал Вулич, не подымаясь, одному из самых горячих понтеров. "Идет семерка", - отвечал тот, убегая. Несмотря на всеобщую суматоху, Вулич докинул талью, карта была дана.

    Когда он явился в цепь, там была уж сильная перестрелка. Вулич не заботился ни о пулях, ни о шашках чеченских: он отыскивал своего счастливого понтера.

    Семерка дана! - закричал он, увидав его наконец в цепи застрельщиков, которые начинали вытеснять из лесу неприятеля, и, подойдя ближе, он вынул свой кошелек и бумажник и отдал их счастливцу, несмотря на возражения о неуместности платежа. Исполнив этот неприятный долг, он бросился вперед, увлек за собою солдат и до самого конца дела прехладнокровно перестреливался с чеченцами.

    Когда поручик Вулич подошел к столу, то все замолчали, ожидая от него какой-нибудь оригинальной выходки.

    Господа! - сказал он (голос его был спокоен, хотя тоном ниже обыкновенного), - господа! к чему пустые споры? Вы хотите доказательств: я вам предлагаю испробовать на себе, может ли человек своевольно располагать своею жизнью, или каждому из нас заранее назначена роковая минута... Кому угодно?

    Не мне, не мне! - раздалось со всех сторон, - вот чудак! придет же в голову!..

    Предлагаю пари! - сказал я шутя.

    Утверждаю, что нет предопределения, - сказал я, высыпая на стол десятка два червонцев - все, что было у меня в кармане.

    Хорошо, - сказал майор, - только не понимаю, право, в чем дело и как вы решите спор?..

    Вулич вышел молча в спальню майора; мы за ним последовали. Он подошел к стене, на которой висело оружие, и наудачу снял с гвоздя один из разнокалиберных пистолетов; мы еще его не понимали; но когда он взвел курок и насыпал на полку пороху, то многие, невольно вскрикнув, схватили его за руки.

    Что ты хочешь делать? Послушай, это сумасшествие! - закричали ему.

    Господа! - сказал он медленно, освобождая свои руки, - кому угодно заплатить за меня двадцать червонцев?

    Все замолчали и отошли.

    Вулич вышел в другую комнату и сел у стола; все последовали за ним: он знаком пригласил нас сесть кругом. Молча повиновались ему: в эту минуту он приобрел над нами какую-то таинственную власть. Я пристально посмотрел ему в глаза; но он спокойным и неподвижным взором встретил мой испытующий взгляд, и бледные губы его улыбнулись; но, несмотря на его хладнокровие, мне казалось, я читал печать смерти на бледном лице его. Я замечал, и многие старые воины подтверждали мое замечание, что часто на лице человека, который должен умереть через несколько часов, есть какой-то странный отпечаток неизбежной судьбы, так что привычным глазам трудно ошибиться.

    Вы нынче умрете! - сказал я ему.

    Он быстро ко мне обернулся, но отвечал медленно и спокойно:

    Может быть, да, может быть, нет... Потом, обратясь к майору, спросил: заряжен ли пистолет? Майор в замешательстве не помнил хорошенько.

    Да полно, Вулич! - закричал кто-то, - уж, верно, заряжен, коли в головах висел, что за охота шутить!..

    Глупая шутка! - подхватил другой.

    Держу пятьдесят рублей против пяти, что пистолет не заряжен! - закричал третий.

    Составились новые пари.

    Мне надоела эта длинная церемония.

    Послушайте, - сказал я, - или застрелитесь, или повесьте пистолет на прежнее место, и пойдемте спать.

    Разумеется, - воскликнули многие, - пойдемте спать.

    Господа, я вас прошу не трогаться с места! - сказал Вулич, приставя дуло пистолета ко лбу. Все будто окаменели.

    Господин Печорин, прибавил он, - возьмите карту и бросьте вверх.

    Я взял со стола, как теперь помню, червонного туза и бросил кверху: дыхание у всех остановилось; все глаза, выражая страх и какое-то неопределенное любопытство, бегали от пистолета к роковому тузу, который, трепеща на воздухе, опускался медленно; в ту минуту, как он коснулся стола, Вулич спустил курок... осечка!

    Слава Богу! - вскрикнули многие, - не заряжен...

    Посмотрим, однако ж, - сказал Вулич. Он взвел опять курок, прицелился в фуражку, висевшую над окном; выстрел раздался - дым наполнил комнату. Когда он рассеялся, сняли фуражку: она была пробита в самой середине и пуля глубоко засела в стене.

    Минуты три никто не мог слова вымолвить. Вулич пересыпал в свой кошелек мои червонцы.

    Пошли толки о том, отчего пистолет в первый раз не выстрелил; иные утверждали, что, вероятно, полка была засорена, другие говорили шепотом, что прежде порох был сырой и что после Вулич присыпал свежего; но я утверждал, что последнее предположение несправедливо, потому что я во все время не спускал глаз с пистолета.

    Вы счастливы в игре, - сказал я Вуличу...

    В первый раз от роду, - отвечал он, самодовольно улыбаясь, - это лучше банка и штосса.

    Зато немножко опаснее.

    А что? вы начали верить предопределению?

    Верю; только не понимаю теперь, отчего мне казалось, будто вы непременно должны нынче умереть...

    Этот же человек, который так недавно метил себе преспокойно в лоб, теперь вдруг вспыхнул и смутился.

    Однако же довольно! - сказал он, вставая, пари наше кончилось, и теперь ваши замечания, мне кажется, неуместны... - Он взял шапку и ушел. Это мне показалось странным - и недаром!..

    Скоро все разошлись по домам, различно толкуя о причудах Вулича и, вероятно, в один голос называя меня эгоистом, потому что я держал пари против человека, который хотел застрелиться; как будто он без меня не мог найти удобного случая!..

    Я возвращался домой пустыми переулками станицы; месяц, полный и красный, как зарево пожара, начинал показываться из-за зубчатого горизонта домов; звезды спокойно сияли на темно-голубом своде, и мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!.. И что ж? эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтобы освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними, как огонек, зажженный на краю леса беспечным странником! Но зато какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо со своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!.. А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастия, потому знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или судьбою...

    И много других подобных дум проходило в уме моем; я их не удерживал, потому что не люблю останавливаться на какой-нибудь отвлеченной мысли. И к чему это ведет?.. В первой молодости моей я был мечтателем, я любил ласкать попеременно то мрачные, то радужные образы, которые рисовало мне беспокойное и жадное воображение. Но что от этого мне осталось? одна усталость, как после ночной битвы с привидением, и смутное воспоминание, исполненное сожалений. В этой напрасной борьбе я истощил и жар души, и постоянство воли, необходимое для действительной жизни; я вступил в эту жизнь, пережив ее уже мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно ему известной книге.

    Происшествие этого вечера произвело на меня довольно глубокое впечатление и раздражило мои нервы; не знаю наверное, верю ли я теперь предопределению или нет, но в этот вечер я ему твердо верил: доказательство было разительно, и я, несмотря на то, что посмеялся над нашими предками и их услужливой астрологией, попал невольно в их колею но я остановил себя вовремя на этом опасном пути и, имея правило ничего не отвергать решительно и ничему не вверяться слепо, отбросил метафизику в сторону и стал смотреть под ноги. Такая предосторожность была очень кстати: я чуть-чуть не упал, наткнувшись на что-то толстое и мягкое, но, по-видимому, неживое. Наклоняюсь - месяц уж светил прямо на дорогу - и что же? предо мною лежала свинья, разрубленная пополам шашкой... Едва я успел ее осмотреть, как услышал шум шагов: два казака бежали из переулка, один подошел ко мне и спросил, не видал ли я пьяного казака, который гнался за свиньей. Я объявил им, что не встречал казака, и указал на несчастную жертву его неистовой храбрости.

    Экой разбойник! - сказал второй казак, - как напьется чихиря, так и пошел крошить все, что ни попало. Пойдем за ним, Еремеич, надо его связать, а то...

    Они удалились, а я продолжал свой путь с большей осторожностью и наконец счастливо добрался до своей квартиры.

    Я жил у одного старого урядника, которого любил за добрый его нрав, а особенно за хорошенькую дочку Настю.

    Она, по обыкновению, дожидалась меня у калитки, завернувшись в шубку; луна освещала ее милые губки, посиневшие от ночного холода. Узнав меня, она улыбнулась, но мне было не до нее. "Прощай, Настя", - сказал я, проходя мимо. Она хотела что-то отвечать, но только вздохнула.

    Я затворил за собою дверь моей комнаты, засветил свечку и бросился на постель; только сон на этот раз заставил себя ждать более обыкновенного. Уж восток начинал бледнеть, когда я заснул, но - видно, было написано на небесах, что в эту ночь я не высплюсь. В четыре часа утра два кулака застучали ко мне в окно. Я вскочил: что такое?.. "Вставай, одевайся!" - кричало мне несколько голосов. Я наскоро оделся и вышел. "Знаешь, что случилось?" - сказали мне в один голос три офицера, пришедшие за мною; они были бледны как смерть.

    Вулич убит.

    Я остолбенел.

    Да, убит - продолжали они, - пойдем скорее.

    Да куда же?

    Дорогой узнаешь.

    Мы пошли. Они рассказали мне все, что случилось, с примесью разных замечаний насчет странного предопределения, которое спасло его от неминуемой смерти за полчаса до смерти. Вулич шел один по темной улице: на него наскочил пьяный казак, изрубивший свинью и, может быть, прошел бы мимо, не заметив его, если б Вулич, вдруг остановясь, не сказал: "Кого ты, братец, ищешь" - "Тебя!" - отвечал казак, ударив его шашкой, и разрубил его от плеча почти до сердца... Два казака, встретившие меня и следившие за убийцей, подоспели, подняли раненого, но он был уже при последнем издыхании и сказал только два слова: "Он прав!" Я один понимал темное значение этих слов: они относились ко мне; я предсказал невольно бедному его судьбу; мой инстинкт не обманул меня: я точно прочел на его изменившемся лице печать близкой кончины.

    Убийца заперся в пустой хате, на конце станицы. Мы шли туда. Множество женщин бежало с плачем в ту же сторону; по временам опоздавший казак выскакивал на улицу, второпях пристегивая кинжал, и бегом опережал нас. Суматоха была страшная.

    Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа. Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела на толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?

    Между тем надо было на что-нибудь решиться и схватить преступника. Никто, однако, не отважился броситься первым. Я подошел к окну и посмотрел в щель ставня: бледный, он лежал на полу, держа в правой руке пистолет; окровавленная шашка лежала возле него. Выразительные глаза его страшно вращались кругом; порою он вздрагивал и хватал себя за голову, как будто неясно припоминая вчерашнее. Я не прочел большой решимости в этом беспокойном взгляде и сказал майору, что напрасно он не велит выломать дверь и броситься туда казакам, потому что лучше это сделать теперь, нежели после, когда он совсем опомнится.

    В это время старый есаул подошел к двери и назвал его по имени; тот откликнулся.

    Согрешил, брат Ефимыч, - сказал есаул, - так уж нечего делать, покорись!

    Не покорюсь! - отвечал казак.

    Побойся Бога. Ведь ты не чеченец окаянный, а честный христианин; ну, уж коли грех твой тебя попутал, нечего делать: своей судьбы не минуешь!

    Не покорюсь! - закричал казак грозно, и слышно было, как щелкнул взведенный курок.

    Эй, тетка! - сказал есаул старухе, - поговори сыну, авось тебя послушает... Ведь это только бога гневить. Да посмотри, вот и господа уж два часа дожидаются.

    Старуха посмотрела на него пристально и покачала головой.

    Василий Петрович, - сказал есаул, подойдя к майору, - он не сдастся - я его знаю. А если дверь разломать, то много наших перебьет. Не прикажете ли лучше его пристрелить? в ставне щель широкая.

    В эту минуту у меня в голове промелькнула странная мысль: подобно Вуличу, я вздумал испытать судьбу.

    Погодите, - сказал я майору, я его возьму живого.

    Велев есаулу завести с ним разговор и поставив у дверей трех казаков, готовых ее выбить, и броситься мне на помощь при данном знаке, я обошел хату и приблизился к роковому окну. Сердце мое сильно билось.

    Ах ты окаянный! - кричал есаул. - что ты, над нами смеешься, что ли? али думаешь, что мы с тобой не совладаем? - Он стал стучать в дверь изо всей силы, я, приложив глаз к щели, следил за движениями казака, не ожидавшего с этой стороны нападения, - и вдруг оторвал ставень и бросился в окно головой вниз. Выстрел раздался у меня над самым ухом, пуля сорвала эполет. Но дым, наполнивший комнату, помешал моему противнику найти шашку, лежавшую возле него. Я схватил его за руки; казаки ворвались, и не прошло трех минут, как преступник был уж связан и отведен под конвоем. Народ разошелся. Офицеры меня поздравляли - точно, было с чем!

    После всего этого как бы, кажется, не сделаться фаталистом? Но кто знает наверное, убежден ли он в чем или нет?.. и как часто мы принимаем за убеждение обман чувств или промах рассудка!..

    Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера - напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится - а смерти не минуешь!

    Возвратясь в крепость, я рассказал Максиму Максимычу все, что случилось со мною и чему был я свидетель, и пожелал узнать его мнение насчет предопределения. Он сначала не понимал этого слова, но я объяснил его как мог, и тогда он сказал, значительно покачав головою:

    Да-с! конечно-с! Это штука довольно мудреная!.. Впрочем, эти азиатские курки часто осекаются, если дурно смазаны или не довольно крепко прижмешь пальцем; признаюсь, не люблю я также винтовок черкесских; они как-то нашему брату неприличны: приклад маленький, того и гляди, нос обожжет... Зато уж шашки у них - просто мое почтение!

    Потом он примолвил, несколько подумав:

    Да, жаль беднягу... Черт же его дернул ночью с пьяным разговаривать!.. Впрочем, видно, уж так у него на роду было написано...

    Больше я от него ничего не мог добиться: он вообще не любит метафизических прений.

    Примечания к повести

    из Собрания сочинений в 4-х томах. Т. 4. М., "Правда", 1969

    Впервые опубликовано: "Бэла" - в "Отечественных записках" (1839, т. 2, щ 3); "Фаталист" - в "Отечественных записках" (1839, т. 6, щ 11); "Тамань" - в "Отечественных записках" (1840, т. 8, щ 2); первое отдельное издание полностью - СПб., 1840. Работа над романом была начата в 1838 году, а закончена в 1839 году. Предисловие к "Герою нашего времени" написано в 1841 году и впервые появилось во втором издании романа (СПб., 1841).

    Композиционная особенность романа заключается в той последовательности, с которой расположены составляющие его повести: развитие сюжета связано не с историей жизни героя, а с историей знакомства автора с героем, то есть с "историей" раскрытия характера героя. Лишь мысленно переставив повести, можно восстановить хронологическую последовательность фактов жизни Печорина: 1) по пути из Петербурга на Кавказ Печорин останавливается в Тамани ("Тамань"); 2) после участия в военной экспедиции Печорин едет на воды и живет в Пятигорске и Кисловодске, где убивает на дуэли Грушницкого ("Княжна Мери"); 3) за это Печорина высылают в крепость под начальство Максима Максимыча ("Бэла"); 4) из крепости Печорин отлучается на две недели в казачью станицу, где встречается с Вуличем ("Фаталист"); 5) через пять лет после этого Печорин, уже вышедший в отставку и поживший в Петербурге, едет в Персию и по дороге, во Владикавказе, встречается с Максимом Максимычем и автором ("Максим Максимыч"); 6) на обратном пути из Персии Печорин умирает ("Предисловие" к "Журналу Печорина").

    Гурда - название лучших кавказских клинков (по имени оружейного мастера).

    "...как называет ее ученый Гамба, le Mont St.-Christophe" - французский консул в Тифлисе Жак-Франсуа Гамба в книге о путешествии по Кавказу ошибочно назвал Крестовую гору горой святого Кристофа.

    Юная Франция - группа молодых французских писателей романтического направления (30-е годы XIX века);

    Гетева Миньона - героиня романа Гете "Ученические годы Вильгельма Майстера",

    Последняя туча рассеянной бури" - первая строка стихотворения Пушкина "Туча".

    Римские авгуры - жрецы-гадатели. Марк Туллий Цицерон, писатель, оратор и политический деятель Древнего Рима, в книге "О гадании" рассказывает, что при встрече друг с другом авгуры едва удерживались от смеха.

    Fievre lente - медленная горячка (франц.).

    "Смесь черкесскою с нижегородским" - перефразировка слов Чацкого из I действия комедии Грибоедова "Горе от ума": "Господствует еще смешенье языков: французского с нижегородским?"

    "Но смешивать два эти ремесла // Есть тьма охотников - я не из их числа" - не совсем точная цитата из III действия комедии "Горе от ума".

    "Ума холодных наблюдений // И сердца горестных замет" - строки из посвящения к "Евгению Онегину".

    "...есть минуты, когда я понимаю Вампира..." - Вампир - герой одноименной повести Дж. У. Полидори, написанной по сюжету, отчасти подсказанному Байроном.

    "Берегитесь! Вспомните Юлия Цезаря!" - Согласно легенде, Юлий Цезарь оступился на пороге по пути в сенат, где он был убит заговорщиками.

    Фаталист - человек, верящий в судьбу (от латинского (fatum - судьба).

    В данной главе автор рассматривает философский вопрос о предопределении и свободной воле. Однако для Лермонтова был более важна тема взаимоотношения человека и общества, насколько сильно влияние среды. В главе «Фаталист» он дает ответ на этот вопрос.

    Действия персонажей порождены прежде всего скукой. Именно бесцельность существования, порождающая ее, и является главной темой «Героя нашего времени». Один из офицеров – Вулич, во время спора о мусульманских верованиях, решает проверить существует ли судьба, от которой человеку никак не уйти. Со свойственной боевым офицерам удалью (дело происходит на Кавказе, в ходе многолетней и вялотекущей войны с горцами), он предлагает рискнуть жизнью для того, чтобы проверить, насколько человек свободен и может сам влиять на течение своей жизни.

    Смертельно опасный эксперимент заканчивается невероятным происшествием. При выстреле в голову происходит осечка, тогда как следующий, произведенный в сторону, поразил цель. Это должно было убедить всех, что Вуличу предназначено жить дальше, что предопределение существует.

    Однако автор усиливает впечатление. Печорину кажется, что Вулич должен был в тот день умереть. Главный герой видел это в мелких и до конца необъяснимых деталях. Через несколько часов офицера, рисковавшего жизнью для разрешения сугубо теоретического спора, убивает пьяный казак. Происшествие это довольно необычно, что усиливается случаем с осечкой, произошедшим прямо перед этим. Получалось, что человек не может сам выбирать не только время своей смерти, но даже и способ.

    Когда Печорин беседовал об этом с Максимом Максимовичем, то последний не пожелал вдаваться в этот вопрос, от которого явно веяло страхом и необходимостью многое переосмыслить в своей жизни. Простоватый офицер предпочел списать произошедшее в тот день на цепь случайностей. Печорин также не был склонен сразу автоматически принять мировоззрение, основанное на всевластии судьбы. Однако он явно чувствовал, что этот случай может многое объяснить в жизни.

    Завершив произведение, посвященное влиянию обстоятельств на неординарного человека, которому нет место при существующем порядке вещей, этим эпизодом, автор соотношению поступков, продиктованных личным выборов и социальной средой. Общество оказывается сильнее отдельного человека, навязываемые им нормы и правила поведения в ряде случаев определяют жизнь не хуже предписанной свыше таинственной судьбы. Человек лишен свободы именно в этом смысле. Большую часть времени герой произведения исполняет свои обязанности по службе и вынужден подчиняться этикету, принятому в дворянском обществе. В предыдущих главах Печорин побеждал противников и добивался своего, но был бессилен против общего течения жизни. Однако и такой неординарный человек, как Печорин не мог проявить свои таланты и способности, вследствие чего им постоянно владела скука, толкавшая на экстравагантные поступки.

    Вариант 2

    Произведение описывает жизнь одного молодого офицера. Роман состоит из нескольких глав, они дополняют друг друга. Ответы на вопросы возникшие в одной главе можно найти в следующей.

    Михаил Юрьевич использовал сюжеты для своего романа из жизни. Все о чем он написал было на самом деле, герои реальные люди.Считается что это даже автобиографическое произведение. Сам писатель был немного фаталистом. Нельзя сказать, что на его характер повлияли нравы царившие тогда в армии или его жизнь в целом.

    В этой главе столкнулись два убеждения, причем мало отличающиеся друг от друга. Один офицер хотел доказать что всем правил господин «Случай», а другой убедиться в этом. Окружающие их люди не очень то и были против их спора. Зато после того как пистолет Вулича дал осечку многие расходясь недоумевали, почему это произошло, но вздохнули с облегчением, не надо объяснятся перед начальством.

    Многие верили в судьбу. Взять хотя бы карточные игры офицеров. Выиграть в них мог любой все зависело не от умения, а от случая. Кому как повезет. То есть, игрок зависел полностью от госпожи фортуны. Между военными действиями, офицерский состав скучали надо было хоть как то разнообразить свой быт. Вот и приходилось играть роли фаталистов, пылких влюбленных, разочарованных странников и убежденных холостяков. Наш герой Печорин одинокий, свободолюбивый человек. Несмотря на то что сам страдал от своей чрезмерной свободы он не собирается становиться другим. Он боится кого то сделать счастливым, подарить частицу своего сердца. Зато ему ничего не стоит толкнуть человека на поступок, от которого будут потом страдать оба. Печорин получает удовольствие не столько от страданий тех кому причинил боль, а от собственных страданий. И в то же время сказать, что жить по другому не умеет или не хочет, вот такой вот он негодяй.

    Анализируя главу начинаешь понимать, что такие люди существуют и сейчас. Они не умеют ценить хорошие отношения, а принимают это как должное. Играть со смертью, дразнить ее вот его предназначение.

    Лермонтов - Фаталист. Анализ главы

    Структурная основа произведения строится таким образом, что квинтэссенция главного героя и замысел раскрываются поэтапно. Каждая последующая часть инкорпорирует впечатления предшествующих, помогая найти ответы на возникающие у читателя вопросы, тем самым контролируя движение мыслительного процесса. Следовательно, допустимо предполагать, что ответы на вопросы оставшиеся у читателя после повести "Княжна Мери", необходимо искать - в "Фаталисте".

    В повести "Фаталист" открываются подлинные поведенческие мотивы Печорина и вместе с этим, становится очевидна вся художественная идея произведения.

    Основой главы "Фаталист" становятся стремительная смена событий в течении одной ночи. Сначала игра в карты, спор героев по вопросу фатальности судьбы, затем "трагически случайная" гибель Вулича, отважный поступок Печорина. Всё это способно притягивает внимание читателя.

    Лермонтов сталкивает в данной главе две абсолютно разные позиции относительно мировоззрения. Печорин утверждает, что человек с помощью воли и разума сам способен решать свою судьбу. Что нет никакой высшей силы, которая управляет чужими жизнями. Такая позиция героя приводит к превозношению собственного я, которое становится для него единственным Богом. Фаталистом является Вулич, у которого кардинально другой взгляд. Он убежден, что все кругом подвержено фатальности.

    Такие спорные моменты помогают понять глубинную сущность человека, в частности Печорина, его убеждения, характер, способствуют раскрытию его индивидуальной позиции.

    Такое мнение у Печорина сложилось засчет того, что он сам перестал верить во многие вещи. На страницах романа он признается, что любит во всем придаваться сомнению, абсолютное незнание исхода события придает ему смелость.

    Основным критерием нравственной основы для Печорина предполагается личное упоение, поощрение прихотей, превозношение гордыни, достижение целей.

    Действенность и напор характера герой культивирует в себе. Он достигает результатов любыми средствами. Порой такими средствами оказываются любящие его люди.

    После прочтения романа читатель имеет возможность философствовать об эгоистичном индивидуализме героя, который затрагивает и современных людей. Подобные раздумья и поиски до сих пор являются мучительными проблемами перетекающими в споры.

    Также читают:

    Популярные сегодня темы

    • Сочинение про Лес

      Лес. Что же это такое? Лес это живописная природа, свежий воздух и положительные эмоции. В лесу всегда хорошо, свободно и спокойно. Лес – это сказка. Лес нуждается в нашей заботе и бережном отношении.

    Мне как-то раз случилось прожить две недели в казачьей станице на левом фланге; тут же стоял батальон пехоты; офицеры собирались друг у друга поочередно, по вечерам играли в карты.

    Однажды, наскучив бостоном и бросив карты под стол, мы засиделись у майора С*** очень долго; разговор, против обыкновения, был занимателен. Рассуждали о том, что мусульманское поверье, будто судьба человека написана на небесах, находит и между нами, христианами, многих поклонников; каждый рассказывал разные необыкновенные случаи pro или contra.

    – Все это, господа, ничего не доказывает, – сказал старый майор, – ведь никто из вас не был свидетелем тех странных случаев, которыми подтверждаете свои мнения?

    – Конечно, никто, – сказали многие, – но мы слышали от верных людей…

    – Все это вздор! – сказал кто-то, – где эти верные люди, видевшие список, на котором назначен час нашей смерти?.. И если точно есть предопределение, то зачем нам дана воля, рассудок? почему мы должны давать отчет в наших поступках?

    В это время один офицер, сидевший в углу комнаты, встал, и медленно подойдя к столу, окинул всех спокойным взглядом. Он был родом серб, как видно было из его имени.

    Наружность поручика Вулича отвечала вполне его характеру. Высокий рост и смуглый цвет лица, черные волосы, черные проницательные глаза, большой, но правильный нос, принадлежность его нации, печальная и холодная улыбка, вечно блуждавшая на губах его, – все это будто согласовалось для того, чтоб придать ему вид существа особенного, не способного делиться мыслями и страстями с теми, которых судьба дала ему в товарищи.

    Он был храбр, говорил мало, но резко; никому не поверял своих душевных и семейных тайн; вина почти вовсе не пил, за молодыми казачками, – которых прелесть трудно достигнуть, не видав их, он никогда не волочился. Говорили, однако, что жена полковника была неравнодушна к его выразительным глазам; но он не шутя сердился, когда об этом намекали.

    Была только одна страсть, которой он не таил: страсть к игре. За зеленым столом он забывал все, и обыкновенно проигрывал; но постоянные неудачи только раздражали его упрямство. Рассказывали, что раз, во время экспедиции, ночью, он на подушке метал банк, ему ужасно везло. Вдруг раздались выстрелы, ударили тревогу, все вскочили и бросились к оружию. «Поставь ва-банк!» – кричал Вулич, не подымаясь, одному из самых горячих понтеров. «Идет семерка», – отвечал тот, убегая. Несмотря на всеобщую суматоху, Вулич докинул талью, карта была дана.

    Когда он явился в цепь, там была уж сильная перестрелка. Вулич не заботился ни о пулях, ни о шашках чеченских: он отыскивал своего счастливого понтера.

    – Семерка дана! – закричал он, увидав его наконец в цепи застрельщиков, которые начинали вытеснять из лесу неприятеля, и, подойдя ближе, он вынул свой кошелек и бумажник и отдал их счастливцу, несмотря на возражения о неуместности платежа. Исполнив этот неприятный долг, он бросился вперед, увлек за собою солдат и до самого конца дела прехладнокровно перестреливался с чеченцами.

    Когда поручик Вулич подошел к столу, то все замолчали, ожидая от него какой-нибудь оригинальной выходки.

    – Господа! – сказал он (голос его был спокоен, хотя тоном ниже обыкновенного), – господа! к чему пустые споры? Вы хотите доказательств: я вам предлагаю испробовать на себе, может ли человек своевольно располагать своею жизнью, или каждому из нас заранее назначена роковая минута… Кому угодно?

    – Не мне, не мне! – раздалось со всех сторон, – вот чудак! придет же в голову!..

    – Предлагаю пари! – сказал я шутя.

    – Утверждаю, что нет предопределения, – сказал я, высыпая на стол десятка два червонцев – все, что было у меня в кармане.

    – Хорошо, – сказал майор, – только не понимаю, право, в чем дело и как вы решите спор?..

    Вулич вышел молча в спальню майора; мы за ним последовали. Он подошел к стене, на которой висело оружие, и наудачу снял с гвоздя один из разнокалиберных пистолетов; мы еще его не понимали; но когда он взвел курок и насыпал на полку пороху, то многие, невольно вскрикнув, схватили его за руки.

    – Что ты хочешь делать? Послушай, это сумасшествие! – закричали ему.

    – Господа! – сказал он медленно, освобождая свои руки, – кому угодно заплатить за меня двадцать червонцев?

    Все замолчали и отошли.

    Вулич вышел в другую комнату и сел у стола; все последовали за ним: он знаком пригласил нас сесть кругом. Молча повиновались ему: в эту минуту он приобрел над нами какую-то таинственную власть. Я пристально посмотрел ему в глаза; но он спокойным и неподвижным взором встретил мой испытующий взгляд, и бледные губы его улыбнулись; но, несмотря на его хладнокровие, мне казалось, я читал печать смерти на бледном лице его. Я замечал, и многие старые воины подтверждали мое замечание, что часто на лице человека, который должен умереть через несколько часов, есть какой-то странный отпечаток неизбежной судьбы, так что привычным глазам трудно ошибиться.

    – Вы нынче умрете! – сказал я ему.

    Он быстро ко мне обернулся, но отвечал медленно и спокойно:

    – Может быть, да, может быть, нет… Потом, обратясь к майору, спросил: заряжен ли пистолет? Майор в замешательстве не помнил хорошенько.

    – Да полно, Вулич! – закричал кто-то, – уж, верно, заряжен, коли в головах висел, что за охота шутить!..

    – Глупая шутка! – подхватил другой.

    – Держу пятьдесят рублей против пяти, что пистолет не заряжен! – закричал третий.

    Составились новые пари.

    Мне надоела эта длинная церемония.

    – Послушайте, – сказал я, – или застрелитесь, или повесьте пистолет на прежнее место, и пойдемте спать.

    – Разумеется, – воскликнули многие, – пойдемте спать.

    – Господа, я вас прошу не трогаться с места! – сказал Вулич, приставя дуло пистолета ко лбу. Все будто окаменели.

    – Господин Печорин, прибавил он, – возьмите карту и бросьте вверх.

    Я взял со стола, как теперь помню, червонного туза и бросил кверху: дыхание у всех остановилось; все глаза, выражая страх и какое-то неопределенное любопытство, бегали от пистолета к роковому тузу, который, трепеща на воздухе, опускался медленно; в ту минуту, как он коснулся стола, Вулич спустил курок… осечка!

    – Слава Богу! – вскрикнули многие, – не заряжен…

    – Посмотрим, однако ж, – сказал Вулич. Он взвел опять курок, прицелился в фуражку, висевшую над окном; выстрел раздался – дым наполнил комнату. Когда он рассеялся, сняли фуражку: она была пробита в самой середине и пуля глубоко засела в стене.

    Минуты три никто не мог слова вымолвить. Вулич пересыпал в свой кошелек мои червонцы.

    Пошли толки о том, отчего пистолет в первый раз не выстрелил; иные утверждали, что, вероятно, полка была засорена, другие говорили шепотом, что прежде порох был сырой и что после Вулич присыпал свежего; но я утверждал, что последнее предположение несправедливо, потому что я во все время не спускал глаз с пистолета.

    – Вы счастливы в игре, – сказал я Вуличу…

    – В первый раз от роду, – отвечал он, самодовольно улыбаясь, – это лучше банка и штосса.

    – Зато немножко опаснее.

    – А что? вы начали верить предопределению?

    – Верю; только не понимаю теперь, отчего мне казалось, будто вы непременно должны нынче умереть…

    Этот же человек, который так недавно метил себе преспокойно в лоб, теперь вдруг вспыхнул и смутился.

    – Однако же довольно! – сказал он, вставая, пари наше кончилось, и теперь ваши замечания, мне кажется, неуместны… – Он взял шапку и ушел. Это мне показалось странным – и недаром!..

    Скоро все разошлись по домам, различно толкуя о причудах Вулича и, вероятно, в один голос называя меня эгоистом, потому что я держал пари против человека, который хотел застрелиться; как будто он без меня не мог найти удобного случая!..

    Я возвращался домой пустыми переулками станицы; месяц, полный и красный, как зарево пожара, начинал показываться из-за зубчатого горизонта домов; звезды спокойно сияли на темно-голубом своде, и мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!.. И что ж? эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтобы освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними, как огонек, зажженный на краю леса беспечным странником! Но зато какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо со своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!.. А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастия, потому знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или судьбою…

    И много других подобных дум проходило в уме моем; я их не удерживал, потому что не люблю останавливаться на какой-нибудь отвлеченной мысли. И к чему это ведет?.. В первой молодости моей я был мечтателем, я любил ласкать попеременно то мрачные, то радужные образы, которые рисовало мне беспокойное и жадное воображение. Но что от этого мне осталось? одна усталость, как после ночной битвы с привидением, и смутное воспоминание, исполненное сожалений. В этой напрасной борьбе я истощил и жар души, и постоянство воли, необходимое для действительной жизни; я вступил в эту жизнь, пережив ее уже мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно ему известной книге.

    Происшествие этого вечера произвело на меня довольно глубокое впечатление и раздражило мои нервы; не знаю наверное, верю ли я теперь предопределению или нет, но в этот вечер я ему твердо верил: доказательство было разительно, и я, несмотря на то, что посмеялся над нашими предками и их услужливой астрологией, попал невольно в их колею, но я остановил себя вовремя на этом опасном пути и, имея правило ничего не отвергать решительно и ничему не вверяться слепо, отбросил метафизику в сторону и стал смотреть под ноги. Такая предосторожность была очень кстати: я чуть-чуть не упал, наткнувшись на что-то толстое и мягкое, но, по-видимому, неживое. Наклоняюсь – месяц уж светил прямо на дорогу – и что же? предо мною лежала свинья, разрубленная пополам шашкой… Едва я успел ее осмотреть, как услышал шум шагов: два казака бежали из переулка, один подошел ко мне и спросил, не видал ли я пьяного казака, который гнался за свиньей. Я объявил им, что не встречал казака, и указал на несчастную жертву его неистовой храбрости.

    – Экой разбойник! – сказал второй казак, – как напьется чихиря, так и пошел крошить все, что ни попало. Пойдем за ним, Еремеич, надо его связать, а то…

    Они удалились, а я продолжал свой путь с большей осторожностью и наконец счастливо добрался до своей квартиры.

    Я жил у одного старого урядника, которого любил за добрый его нрав, а особенно за хорошенькую дочку Настю.

    Она, по обыкновению, дожидалась меня у калитки, завернувшись в шубку; луна освещала ее милые губки, посиневшие от ночного холода. Узнав меня, она улыбнулась, но мне было не до нее. «Прощай, Настя», – сказал я, проходя мимо. Она хотела что-то отвечать, но только вздохнула.

    Я затворил за собою дверь моей комнаты, засветил свечку и бросился на постель; только сон на этот раз заставил себя ждать более обыкновенного. Уж восток начинал бледнеть, когда я заснул, но – видно, было написано на небесах, что в эту ночь я не высплюсь. В четыре часа утра два кулака застучали ко мне в окно. Я вскочил: что такое?.. «Вставай, одевайся!» – кричало мне несколько голосов. Я наскоро оделся и вышел. «Знаешь, что случилось?» – сказали мне в один голос три офицера, пришедшие за мною; они были бледны как смерть.

    – Вулич убит.

    Я остолбенел.

    – Да, убит – продолжали они, – пойдем скорее.

    – Да куда же?

    – Дорогой узнаешь.

    Мы пошли. Они рассказали мне все, что случилось, с примесью разных замечаний насчет странного предопределения, которое спасло его от неминуемой смерти за полчаса до смерти. Вулич шел один по темной улице: на него наскочил пьяный казак, изрубивший свинью и, может быть, прошел бы мимо, не заметив его, если б Вулич, вдруг остановясь, не сказал: «Кого ты, братец, ищешь?» – «Тебя!» – отвечал казак, ударив его шашкой, и разрубил его от плеча почти до сердца… Два казака, встретившие меня и следившие за убийцей, подоспели, подняли раненого, но он был уже при последнем издыхании и сказал только два слова: «Он прав!» Я один понимал темное значение этих слов: они относились ко мне; я предсказал невольно бедному его судьбу; мой инстинкт не обманул меня: я точно прочел на его изменившемся лице печать близкой кончины.

    Убийца заперся в пустой хате, на конце станицы. Мы шли туда. Множество женщин бежало с плачем в ту же сторону; по временам опоздавший казак выскакивал на улицу, второпях пристегивая кинжал, и бегом опережал нас. Суматоха была страшная.

    Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа. Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела на толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?

    Между тем надо было на что-нибудь решиться и схватить преступника. Никто, однако, не отважился броситься первым. Я подошел к окну и посмотрел в щель ставня: бледный, он лежал на полу, держа в правой руке пистолет; окровавленная шашка лежала возле него. Выразительные глаза его страшно вращались кругом; порою он вздрагивал и хватал себя за голову, как будто неясно припоминая вчерашнее. Я не прочел большой решимости в этом беспокойном взгляде и сказал майору, что напрасно он не велит выломать дверь и броситься туда казакам, потому что лучше это сделать теперь, нежели после, когда он совсем опомнится.

    В это время старый есаул подошел к двери и назвал его по имени; тот откликнулся.

    – Согрешил, брат Ефимыч, – сказал есаул, – так уж нечего делать, покорись!

    – Не покорюсь! – отвечал казак.

    – Побойся Бога. Ведь ты не чеченец окаянный, а честный христианин; ну, уж коли грех твой тебя попутал, нечего делать: своей судьбы не минуешь!

    – Не покорюсь! – закричал казак грозно, и слышно было, как щелкнул взведенный курок.

    – Эй, тетка! – сказал есаул старухе, – поговори сыну, авось тебя послушает… Ведь это только бога гневить. Да посмотри, вот и господа уж два часа дожидаются.

    Старуха посмотрела на него пристально и покачала головой.

    – Василий Петрович, – сказал есаул, подойдя к майору, – он не сдастся – я его знаю. А если дверь разломать, то много наших перебьет. Не прикажете ли лучше его пристрелить? в ставне щель широкая.

    В эту минуту у меня в голове промелькнула странная мысль: подобно Вуличу, я вздумал испытать судьбу.

    – Погодите, – сказал я майору, – я его возьму живого.

    Велев есаулу завести с ним разговор и поставив у дверей трех казаков, готовых ее выбить, и броситься мне на помощь при данном знаке, я обошел хату и приблизился к роковому окну. Сердце мое сильно билось.

    – Ах ты окаянный! – кричал есаул. – что ты, над нами смеешься, что ли? али думаешь, что мы с тобой не совладаем? – Он стал стучать в дверь изо всей силы, я, приложив глаз к щели, следил за движениями казака, не ожидавшего с этой стороны нападения, – и вдруг оторвал ставень и бросился в окно головой вниз. Выстрел раздался у меня над самым ухом, пуля сорвала эполет. Но дым, наполнивший комнату, помешал моему противнику найти шашку, лежавшую возле него. Я схватил его за руки; казаки ворвались, и не прошло трех минут, как преступник был уж связан и отведен под конвоем. Народ разошелся. Офицеры меня поздравляли – точно, было с чем!

    После всего этого как бы, кажется, не сделаться фаталистом? Но кто знает наверное, убежден ли он в чем или нет?.. и как часто мы принимаем за убеждение обман чувств или промах рассудка!..

    Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительности характера – напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится – а смерти не минуешь!

    Возвратясь в крепость, я рассказал Максиму Максимычу все, что случилось со мною и чему был я свидетель, и пожелал узнать его мнение насчет предопределения. Он сначала не понимал этого слова, но я объяснил его как мог, и тогда он сказал, значительно покачав головою:

    – Да-с! конечно-с! Это штука довольно мудреная!.. Впрочем, эти азиатские курки часто осекаются, если дурно смазаны или не довольно крепко прижмешь пальцем; признаюсь, не люблю я также винтовок черкесских; они как-то нашему брату неприличны: приклад маленький, того и гляди, нос обожжет… Зато уж шашки у них – просто мое почтение!

    Потом он примолвил, несколько подумав:

    – Да, жаль беднягу… Черт же его дернул ночью с пьяным разговаривать!.. Впрочем, видно, уж так у него на роду было написано…

    Больше я от него ничего не мог добиться: он вообще не любит метафизических прений.